Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

Увидав входившего в калитку Наджмеддина Бухари, гончар, сидевший в середине просторного двора среди изразцовых плит и глиняной посуды и разводивший бентонит, буквально онемел от удивления. Обычно сюда заглядывал лишь распорядитель работ, платил деньги м, погрузив готовые плиты на арбу, уезжал.

Абуталиб поспешно вскочил с места и бросился навстречу дорогому гостю.

— Как поживаете, мастер, все ли благополучно в этом доме?

— Слава всевышнему! Как ваше здоровье? — Абуталиб вытер ладонь о полу одежды и протянул руку зодчему. Затем поздоровался с учениками. А вот на распорядителя работ, солидного Ахмада Чалаби, стоящего чуть поодаль, он взглянул хмуро и буркнул холодное «салам». — Проходите, пожалуйста, на айван, — пригласил хозяин.

Один за другим гости прошли на айван. После короткой молитвы Абуталиб приказал своим ученикам, разрисовывавшим посуду, принести чай и расстелить дастархан.

— Зодчий сел, скрестив ноги, и помянул добрым словом дедов и прадедов гончара, но особенно тепло вспомнил он старшего брата Абуталиба, умершего год назад Абу Шахбаза. Он прочел в его честь молитву и не спеша заговорил о том, какой то был замечательный мастер, редкостного таланта человек. Растроганный до слез гончар с благодарностью взирал на зодчего.

— Всевышний создал человека непохожим на все другие создания свои, поставил его над всем живым в мире и наделил чудесными свойствами. Всем прочим своим созданиям — животным и насекомым — он даровал кому четыре ноги, кому восемь ног, а кому даже сорок. Но человеку кроме ног он даровал еще и руки. В этом видна его великая мудрость, в этом главное благодеяние. Человек ходит, распрямив стан, и гордо несет голову, — закончил зодчий среди благоговейного молчания слушателей.

Гончар Абуталиб замер. Он любил легенды и предания и с детским любопытством ждал продолжения.

— Если в руки только что научившегося ходить младенца дать поводья целого каравана верблюдов, — продолжал зодчий, — он поведет их, и они пойдут за ним. Животные созданы для человека; созданы во имя его. Правда, мы их режем, едим, но они на нас не в обиде… Чего только не способны создать человеческие руки! А все потому, что всевышний создал его сильным и могущественным.

И ученики, и гончар, и смотритель работ затаив дыхание внимали речам зодчего.

— Не Авиценна вовсе «Аристотель эпохи», — говаривал Заврак Нишапури. — «Аристотель эпохи»— это наш зодчий Наджмеддин Бухари.

Ученики Абуталиба расстелили дастархан и подали чай. И прихлебывая горячий душистый чай, зодчий и гончар вспоминали прошлое. Но особенно обоих развеселил один случай, который они для краткости называли «дунь-ка разок».

…Было это давным-давно, еще в Бухаре было. Отец Абуталиба и Абу Шахбаза привел своих сыновей к Наджмеддину Бухари, занимавшемуся тогда обжигом изразцовых плиток, и отдал их ему в ученики. Оба подростка, толстогубые и черные, точно негритята, работали и учились у Наджмеддина целых три года. А когда прошли эти три года, нетерпеливый и упрямый Абуталиб, не испросив на то благословения учителя построил у себя во дворе печь для обжига и открыл собственное дело: начал мастерить посуду и изразцовые плитки.

И всего-то за месяц с лишним работящий и проворный юноша намастерил огромное множество и посуды и изразцовых плиток.

Брат же его, Абу Шахбаз, остался у зодчего и продолжал учение. С восхищением и восторгом глядел он на предприимчивого брата и верил, что тот в самом недалеком будущем прославит свое имя, разбогатеет.

Наджмеддин Бухари ничего не сказал Абуталибу, ни словом не попрекнул его. Теперь он и сам превосходный мастер, великолепно справляется с работой. Он полон сил и молодого задора — вон сколько товара смастерил. Плохо ли? Для такого прекрасного и большого города и сотни отменных гончаров мало. Пусть же на всех базарах Бухары будет больше посуды, пусть все новые здания будут сплошь украшены изразцовыми плитами с глазурью. И Наджмеддин Бухари по-прежнему ласково относился к Абу-Шахбазу и не препятствовал начинанию младшего брата его Абуталиба. «Что может быть прекрасней, когда птенец, набравшись сил и смелости, вылетает из родного гнезда?»— говаривал он.

Однако любому мастеру, занимающемуся столь тонким делом, потребуется сырье — карнаб — особо размельченная земля, белый песок, ангобская глина, ковыльный пух, медные и свинцовые опилки и еще многомного всего — все это тщательно размешивают, и тогда можно и к работе приступать. И если Абуталибу трудно было достать глину, или опилки, или еще что из нужных ему материалов, Наджмеддин Бухари неизменно приходил на помощь бывшему своему ученику.