Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

— Я ведь направлял вам послание, приглашал вас к себе в Самарканд, так или нет?..

— Я от души благодарен вам, — ответил зодчий, поднявшись с места. — Ваше драгоценное послание я получил.

— Однако ваш ответ поразил и удивил нас. Я имею в виду ученых. Более того, он поверг нас в раздумье, — сказал Улугбек.

— Но я ведь все написал вам, ваше высочество.

— Как прикажете понимать ваши слова? — улыбнулся Мирза Улугбек. Ему было неловко, что он словно бы допрашивал старика, и поэтому всячески старался смягчить свои вопросы, дать почувствовать тому, что он и сейчас не прочь увезти его с собою в Самарканд.

Прямолинейные, чуть ли не резкие ответы зодчего сердили Шаха Малика-тархана, и он бросал на старика сердитые взгляды. Зато Улугбек ласково разговаривал с зодчим, восхвалял его дела и в заключение добавил, что коль скоро он завтра отбывает в Самарканд, ему захотелось побеседовать с Наджмеддином Бухари.

— Будем считать, что это беседуют между собой, зодчий и астроном, — добавил он. — И выражайтесь яснее, уважаемый зодчий, я не совсем понимаю ваш отказ.

— Еще из Герата я неоднократно писал вам, — хмуро проговорил зодчий. — Я искал защиты у вашего высочества, я обращался лишь к вам одному. Я умолял спасти моего сына… Но вы не ответили мне. И сына моего казнили…

— Но я не получил от вас ни одного послания, — возразил Улугбек, и лицо его сразу стало строгим, — Это весьма странно, — продолжал зодчий, — государевы чиновники уверили меня, что послания мои будут доставлены лично вам в Самарканд. А ведь сын мой участвовал в Ферганском сражении и был ранен. Вместе с воинами Амира Давуда Барласа он прошел от Герата до Хоканда. И за отвагу был удостоен вашего дара, ваше высочество. Сабля, подаренная вами моему сыну, свято хранится у нас. Но из-за гнусных наветов моего сына послали на казнь; а он был преданным воином вашего высочества и верным сыном Хорасана и Мавераннахра. Можете покарать меня, но я хотел, чтобы вы, ваше высочество, знали эту горькую правду.

— За правду не карают, — глухо отозвался Улугбек. Он понимал, как велико горе отца, этого старого человека, лишившегося единственного сына, и что человек этот отныне ненавидит царский двор и тех, кто близок к нему. Присутствующие затаив дыхание ждали ответа Улугбека. Шах Малик-тархан недовольно хмурился, Улугбек вспомнил о покушении на государя. Вместо того чтобы наказать лишь прямых виновников, казнили десятки людей, запугали народ, угрожали народу. Все это он знал. Он подумал сейчас о младшем своем брате, об Ибрагиме Султане, о царевиче с «железной дланью». И властитель Самарканда молча смотрел на старика зодчего: казнь единственного сына, что может быть страшнее?

— Вы, ваше высочество, — снова заговорил зодчий, — в своем послании, если помните, просили меня взять с собою в Самарканд старого грузинского мастера Джорджи, гончара Абуталиба, мастеров Хасанбека и Хусанбека.

— Как же, помню! — ответил Мирза Улугбек.

— Джорджи был великолепным, редкостным маетен ром своего дела. Его убили вместе со всеми христианами в махалле Дахаи Насарон в Самарканде.

— В Дахаи Насарон распространялась зловредная клевета о нашем государстве. Там творились греховные дела, а это могло коснуться и нашего народа. Вот мы и вынуждены были очистить от них нашу столицу Самарканд…

Улугбеку вспомнилось, как в ту пору ему донесли «о грехопадении Лу и Ли». Каждую неделю иноверцы, мол, устраивают пляски, где мужчины и женщины танцуют в обнимку. Каждый год один день в месяц навруз они посвящают любви, когда каждая женщина, независимо от того, замужем она или нет, может избрать себе любого мужчину… Рассказ о некоем Лу, женившемся на своей родной сестре ли, возмутил весь двор. Дошло это и до ушей Улугбека.

— Все это вымысел, — заявил зодчий — Такого не было, да и быть не могло…

Когда придворные достали якобы неопровержимые доказательства, Улугбек поверил, что христиане махалли Дахаи Насарон предаются делам, противным богу. Он был разгневан и в гневе своем забыл о мастере Джорджи. «Как? — воскликнул тогда он. — В Самарканде, в великом городе, творятся такие дела!» И не колеблясь, приложил печать к приказу об истреблении всех христиан.

Воцарилось молчание. Никто из присутствующих не решался его нарушить. Шах Малик-тархан и Ходжа Мухаммад Порсо с удивлением поглядывали на Улугбека. Почему он не прикажет прогнать этого дерзкого старикашку?

Но Улугбек продолжал молчать, грустно потупив взгляд.