Алоис Ирасек - Скалаки

— Не моя вина… месть… род… изменники! — доносились до монахов отдельные слова.

Боясь войти в зал, они позвали слуг. К счастью, в это время княгини-матери не было в замке. Гроза бушевала не переставая. Увидев своего несчастного господина в опасности, старый слуга бросился к нему, чтобы увести его, но он успел только добежать до передней и упал, пораженный молнией. Двое других подхватили бедного старика, но тут вновь последовал удар, сверкнула молния, которая выбила у них труп, сразила несчастных и, как шар, покатилась по коридору. Оглушенные монахи прижались к стене, слуги разбежались, кое-кто в ужасе пал ниц. Гроза словно хотела уничтожить замок. Еще семь раз извилистая молния ударяла в высокую круглую башню. Князь Вацлав стоял на коленях в большом зале со скрещенными на груди руками, с лицом, обращенным к небу, молчаливый и неподвижный, как статуя.

К утру гроза утихла. Башня сильно пострадала, молния пронеслась через несколько комнат: в кухне валялась разбитая посуда, в аптеке — пузырьки; в старом арсенале она уничтожила много оружия, разворотила железные трубы водопровода. Старый слуга был мертв, товарищи его обожжены, поваренок, бежавший через двор, был оглушен. Все перепугались до смерти, только князя Яна Вацлава не тронул страшный гнев природы.

Все это доктор Силезиус рассказал молодым дворянам. За окнами завывала буря, по залу часто пробегали голубоватые вспышки молнии. Слушатели сидели молча. И даже те, кто вначале попивал красное вино, отставили бокалы в сторону.

— Ну, а чем же кончилось дело с князем? — спросили сразу несколько человек.

— После этого никто уже не сомневался, что он, то есть безумец, — продолжал доктор. — Временами, разговаривая достаточно связно, князь, казалось, был в полном рассудке, но вдруг ни с того ни с сего он вставлял в свою речь диковинные, то смешные, то страшные, порой молчал по нескольку недель и ходил, как тень, по коридорам; наконец, однажды утром его нашли мертвым в фамильном зале под портретом отца. На мать он сердился до самой смерти.

— А, доктор, в какой комнате он жил?

— Вправо по коридору; там теперь помещается мадемуазель фон Стреревитц. А в передней комнате жили приставленные к нему иезуиты.

Пильнитц посмотрел на д’Эрбуа.

— А мы слышали еще о каком-то духе.

— Ах, это выдумка лакеев и камердинеров, — усмехнулся толстый доктор.

— Все же расскажите нам и об этом. Вдали раздался удар грома.

— Говорят, что во время таких гроз, как сегодня, в полночь появляется призрак князя Яна Вацлава, он бродит по коридорам, затем исчезает в фамильном зале, и оттуда слышатся его жалобы и душераздирающие рыдания.

— Все это болтовня. Выпьем, господа! — предложил ротмистр. Большинство из присутствовавших чокнулись без особой охоты, только Пильнитц и д’Эрбуа выпили с удовольствием.

Молодые люди были утомлены, и когда один из них встал, за ним поднялись и остальные. Последним вышел маркиз. В салоне остались только опьяневшие ротмистр и доктор.

В сопровождении слуг, освещавших дорогу, молодые люди торопливо расходились и, пожелав друг другу спокойной ночи, поспешно исчезали в своих покоях.

В замке уже все стихло, только в салоне раздавался смех ротмистра и звон бокалов. Была полночь, когда доктор, уже не вязавший лыка, свалился на паркет. Бравый Пильнитц встал, перешагнул через круглое брюхо в длинном цветном жилете и, не совсем твердо держась на ногах, пошел в сопровождении слуги в свою спальню. Свет погасили.

Немного спустя, пошатываясь, поплелся к себе и доктор. В коридоре он наткнулся на темную фигуру, бормоча что-то по-латыни, побрел дальше, и вскоре его шаги замолкли.

Таинственная фигура остановилась у покоя, где некогда жил несчастный князь Ян Вацлав Пикколомини; теперь там помещалась мадемуазель фон Стреревитц. Этим ночным призраком был маркиз д’Эрбуа. Условным стуком он постучал в дверь.

В спальне молодой прелестной княгини Марии Кристины на красивом столике у богатого ложа, под пологом из дорогой материи, горели свечи. В роскошном ночном туалете молодая княгиня сидела на постели; перед ней на коленях стоял князь Иосиф Пикколомини. Она прижималась к нему, как нежная горлинка, а он горячо целовал свою очаровательную супругу. Его холодные глаза сейчас горели, щеки пылали. За окном была темная бурная ночь, лил дождь, и порывы ветра пригибали кусты — они хлестали забытую могилу бедной деревенской девушки Марии Скалак.

В это время, при свете сосновой лучины, под крышей убогой лачуги в Матерницкой пуще сидел Микулаш с бледным и мрачным лицом. Он молился и думал о мести.