Алоис Ирасек - Скалаки

Пока жив был отец, Микулаш в угоду ему сдерживал себя. Теперь отец покоился в земле, и Микулаш полностью отдался своей думе.

— Давно ждете? — спросил его Иржик.

— Только что пришел. Ну, как дела?

— Поешьте сначала, — и, достав из кармана ломоть хлеба, который дал ему на дорогу Балтазар, Иржик отдал его отцу. Тот с жадностью стал есть.

— Ну, а что сказал Салакварда?

— Передал вам поклон и велел поскорее прийти к нему.

— Так, гм, а ты говорил с ним о деле?..

— Говорил, но об этом и думать нечего. Он сказал, что теперь не время. На народ, мол, положиться нельзя.

— Так, значит, он тоже, как все, — вздохнул Скалак и нахмурился. — А там как живется? — спросил он после паузы.

— Плохо, очень плохо! У него-то еще ничего; пришел к нему при мне староста и посылал его на панское празднество.

— А он?

— Вначале отказался, но потом уступил и согласился послать свою воспитанницу. Она пойдет в процессии.

— У него есть воспитанница? И он пошлет ее в процессию? Чтоб князь выбрал себе какую-нибудь из этих девушек! — язвительно усмехнулся Микулаш. Иржик покраснел. — Значит, ничего не вышло, — продолжал отец. — Да, я так и знал! Эти люди сами себе помочь не могут, они только жалуются да молятся. Но бог оставил нас.

Он произнес это с горечью. Люди всегда пугались, когда в ответ на их жалобы он говорил: «Почему вы все терпите? Помощи ждать не от кого. Поднимайтесь на господ!» И Микулаш отвернулся от людей.

— Э, да это ведь Скалаки! — раздалось невдалеке. Отец и сын обернулись на голос. Неподалеку от них, опираясь на трость, стоял невысокий мужчина средних лет в синей куртке. У него было выразительное лицо с орлиным носом и сверкающими глазами. Несмотря на его простую одежду, было видно, что он из зажиточных крестьян.

— Здравствуй, Рыхетский, — приветствовал его Микулаш.

— Что, советуетесь? — спросил тот в ответ. — Эх, милый Скалак, дела плохи, а помощи никакой. Но у меня все же есть надежда. Через пять дней в замке начнутся торжества, на эти праздники приедет какой-то вельможа. Буду добиваться, чтобы он принял меня, и расскажу ему обо всем.

— А управляющий тебя за это в кутузку посадит.

— Меня, свободного крестьянина? Думаю, что вельможа поймет все.

— Он не лучше других, — усмехнулся Микулаш. — Сами увидите. Ничего нам не остается, как только…

— Этим ничего не добьешься. Поднимать народ теперь не время.

— Жди, когда настанет время. Еще хуже будет, — отвечал язвительно Микулаш. — Ладно, оставим этот разговор. — Он встал.

— Куда теперь?

— В лес, — ответил Микулаш.

Рыхетский сочувственно покачал головой. Иржик молча шел рядом.

Рыхетский был старостой из деревни Ртыня. В наследство от отцов ему досталась вольность, старинная усадьба-рыхта и должность старосты. Его настоящая фамилия была Нывлт, но все звали его Рыхетский. Он пользовался всеобщим уважением за свою рассудительность. Его не касалось тяжелое бремя, лежавшее на крепостных, над ним не тяготела барщина; он всегда защищал бедняков. Рыхетский не заискивал перед управляющим, не добивался его расположения и прямо говорил все, что считал нужным, и заступался за крестьян. К тому же он был грамотей, разбирался в книгах и не давал канцеляристам обманывать себя. Народ ему доверял во всем. Скалаков он знал с давних пор.

Дорогой Рыхетский рассказал о приготовлениях, которые ведутся в Находском замке в связи с вступлением молодого князя во владение поместьем.

— Там теперь дым коромыслом, паны из канцелярии с ног сбились. Уже начали съезжаться гости, молодые графы, все в бархатных расшитых кафтанах, в мундирах. А какие церемонии! Сколько одной дичи из господских лесов навезли.

— А народ умирает с голоду, — добавил Микулаш.

Вскоре показалась Ртыня, наполовину скрытая густыми деревьями; на краю, возле кладбища, стояла маленькая церквушка с деревянной колокольней, а перед ней каменная статуя царя Давида. Статую соорудили по заказу одного из предков Нывлта, служившего в Находском поместье. Напротив церкви, у самой дороги, среди раскидистых лип виднелась крыша большого деревянного здания. Это и была рыхта.

Рыхетский приглашал своих спутников зайти, но Микулаш с Иржиком направились в Матерницкую пущу, к лачуге, где скончался старый Скалак. Войдя в пустую избу, Микулаш сел, оперся локтями на колени и закрыл лицо мозолистыми ладонями. В последнее время Микулаш часто задумывался, но сегодня он необычно долго оставался в таком состоянии, и Иржик, собирая ужин, с удивлением посматривал на отца. Однако он удивился еще больше, когда Микулаш, вдруг выйдя из раздумья, заявил, что ему хочется посмотреть на торжества в замке. Лицо его было мрачно, когда, схватив сына за руку, он сказал: