Виссарион Саянов - Небо и земля

— Черт знает что такое! Из-под самого носа ворует полиция!

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, — выталкивал его из будки Пылаев, — деньги будут в целости, корешки квитанционных книжек в порядке.

Тентенников выбежал на поле, взбешенный, как никогда.

— Ярмарочное действо, — бормотал он под нос, тяжело дыша.

Зрители узнали летчика.

Оркестр заиграл нестройно, словно раскачиваемый ветром.

Тентенников был так раздражен, что хотел было отказаться от полета, но толпа шумно приветствовала его, и он подошёл к «блерио». Ленька запустил мотор. Площадку очистили от публики.

Ленька дал знак, и «блерио» рванулся вперед.

Механик посмотрел вверх и вдруг увидел, что какая-то палка висит у рулей. Он оглянулся по сторонам: рядом с плотником стоял представительный коммерсант в котелке.

— Что вы тут делаете? — закричал Ленька.

Мужчина в котелке посмотрел на него усталым, безразличным взглядом и с гордостью ответил:

— Я помогал держать за хвост.

— За хвост? Да не ваша ли палка висит у рулей? — грозно подступая к усачу, спросил он снова.

— Палка? Представьте себе!.. Да, да!.. — зачем-то ощупывая свои карманы, отвечал он. — Черт возьми, я забыл палку, на аэроплане. Смотрите, вон она висит…

Ленька схватил его за воротник пальто.

— Я держал аэроплан…

— Кто вас просил?

«Блерио» шел прямо к реке, но Ленька со страхом ждал поворота. Наконец настала минута, когда Тентенников решил полететь назад.

В вышине, под немолчное фырканье мотора, постепенно проходила злоба Тентенникова. Он забыл о полицмейстере, об украденных деньгах, о важном и въедливом Пылаеве и чувствовал только одно: свою силу, власть над хрупкой и неверной машиной, восторг тысячи людей. Ему хотелось так вот, не теряя ни на минуту скорости и нигде не снижаясь, долететь до самого Мурмелона и, спускаясь, крикнуть изворотливому и самонадеянному мсье Риго:

— Кого теперь обманываешь, пройдоха? Видишь — и без твоих «завтраков» летать научился.

Он вспомнил, какие у мсье Риго большие волосатые уши, как пугливо, шевеля ноздрями, пьет профессор вино, и рассмеялся. Потянуло прохладой. Вдали синела река.

Тентенников решил возвращаться и взялся за руль. Руль не поворачивался. Тентенников повернул руль в обратную сторону. Руль оставался неподвижным. Тентенников закричал пронзительно и сердито. Фырканье мотора заглушило крик, — человеческий голос был на высоте жалок и беспомощен.

Он закричал снова, и снова голос пропал в синем просторе. Никогда в жизни — ни до этого дня, ни после — не испытывал Тентенников такого страха.

Почувствовав, что повернуть «блерио» не удастся, он начал медленно спускаться. Он слышал, как билось сердце, стучала кровь в висках, чувствовал, как надувались жилы на лбу и на шее.

Площадка, на которую он спускался, сверху казалась ровной; но вот колеса коснулись земли, и он увидел канавку. «Блерио» подпрыгнул и с размаху остановился. Тентенникова качнуло. На мелкие куски разлетелся пропеллер.

Отовсюду сбегались люди.

Пока зрители галдели, мужчина в котелке скрылся, — злополучная палка осталась на память летчику.

Ночью Пылаев сидел в номере и подсчитывал деньги. Всего было собрано тысяча четыреста рублей. Он отсчитал долг, жалованье Леньке, вычел сотенную, взятую полицмейстером, и сказал:

— Остаток, думаю так: мне одна треть, прочее вам…

Тентенников не стал спорить, взял деньги, положил под подушку и повернулся лицом к стене. Пылаев пожал плечами и вышел из номера.

Рано утром Тентенников пешком пошел на ипподром осмотреть аппарат. Ленька спал в ангаре, прямо на земле. Услышав шаги летчика, проснулся и тяжело вздохнул. Они молча осмотрели аэроплан. В полдень приехала подвода и отвезла «блерио» в мастерскую. Работы было дней на восемь.

За обедом Тентенников встретился с Пылаевым. На худых нервных пальцах управляющего появился новый перстень с крохотными рубинами.

— Ну, вот, — сказал он, — я получил телеграмму из Вятки: нас ждут там…

Тентенников молчал. Ему стал ненавистен этот важный, приглаженный человек. С каким удовольствием отделался бы он от Пылаева…

Его все теперь раздражало в Пылаеве — и привычка прищелкивать пальцами во время серьезного разговора, и пристрастие к многозначительным намекам на будто бы пережитые когда-то приключения, и пачка фотографий, которые Пылаев после выпивки извлекал из бокового кармана пиджака и, шумно вздыхая, показывал летчику, пытаясь заинтересовать его лицами курносых хористок и черных, как воронье крыло, шантанных певиц, с которыми порою проводил время Пылаев.