Виссарион Саянов - Небо и земля

Не прошло и пяти минут, как снова был дан приказ к вылету. С каждым днем напряженнее становились воздушные бои, — летчики чувствовали приближение фронта по тому, что теперь начали появляться поблизости от аэродрома не только немецкие бомбардировщики, но и истребители. Стало быть, аэродромы вражеской авиации выдвинулись далеко вперед…

Быстро поднялись в небо самолёты Уленкова и Ларикова. Вскоре они уже патрулировали на высоте в три тысячи метров. Из-за облаков, над горящими лесами, вырвались два «мессершмитта». Лариков и Уленков ринулись им навстречу.

«Мессершмитты» отвернули влево и затем вышли в правый боевой разворот. Тот же маневр повторили и Лариков с Уленковым. Подойдя близко к самолетам, Уленков открыл огонь и с радостью увидел, что «мессершмитт», на который он нападал, сразу же загорелся. Второй «мессершмитт» стал уходить, и Уленков решил, что бой кончен, но как раз в это время на него напали еще два немецких самолета. Уленков вышел из-под удара левым боевым разворотом и тотчас же зашел в хвост второму «мессершмитту», погнавшемуся за Лариковым. В это время Лариков уже зашел в хвост самолету, атаковавшему Уленкова. Сверху появился еще один «мессершмитт». Он не мог вести огонь по самолетам Ларикова и Уленкова, так как бой между четырьмя машинами продолжался на очень короткой дистанции и шедший наверху немецкий аэроплан, вступив в бой, мог обстрелять собственных товарищей. Ему ничего не оставалось, как выжидать. С каждым мгновением уменьшалось расстояние между «мессершмиттом», который атаковал Уленков, и его самолетом. Враг решил уйти и, выходя из боя, стал делать левый разворот. Уленков мгновенно открыл огонь. Пламя полыхнуло перед Уленковым, и он взмыл вверх. Немецкий самолет быстро падал, потеряв управление, — должно быть, летчик был убит или тяжело ранен. В то же время загорелся и самолет, атакованный Лариковым. Третий немецкий самолет спикировал, но, расстрелянный одновременно огнем Ларикова и Уленкова, тоже рухнул вниз.

Горючее кончалось, нужно было возвращаться на аэродром. Еще жила в крови ярость схватки, и Уленков открыл огонь по облаку, из которого, как казалось летчику, выходил немецкий самолет. Но проходили мгновенья, а самолет не показывался.

«Как мы их угробили!» — радостно восклицал Уленков, делая круг над догорающими на земле самолетами врага…

Когда, посадив машину, он ступил на зеленую траву аэродрома, его качало, как пьяного. Лицо Ларикова было буро-кирпичного цвета, и он не мог промолвить ни слова.

— Здорово, молодцы! — восклицал Тентенников, обнимая за плечи Уленкова. — Я-то, поверишь ли, за вас переживал… Ведь тут дело чистое — никакого подтверждения пехоты не надо, — мы с аэродрома бой видели…

Но недолго удалось отдыхать летчикам. Через час опять было приказано звену быть наготове. Начальник штаба полка, однорукий летчик Сивков, после тяжелого ранения на Халхин-Голе перешедший на штабную работу, пришел на аэродром и сказал, что нашими войсками оставлен Симск.

— Симск! — огорченно воскликнул третий летчик звена Федор Горталов, белокурый юноша с широко расставленными серыми глазами. — Да ведь до Симска километров сорок, не больше… Мы ж туда на вечера ездили в мирное время, танцевали… — Глаза его стали задумчивыми и грустными, — смешливая официантка Дуня не раз признавалась подругам, что у Горталова до завлекательности трогательный взгляд. Он был лихой танцор, отличный теннисист, любимец части. Он не раз завоевывал призы на спортивных состязаниях.

— Значит, на другой аэродром перейдем, — вздохнул Лариков, — придется теперь к новому месту привыкать. А мне тут все полюбилось…

Да, теперь уже недолго придется оставаться на старом обжитом аэродроме, — с часу на час можно ожидать приближения немецких танков…

Уленков зашел в командный пункт полка — в блиндаж, вырытый на самом краю аэродрома.

— Ты посиди, пока я в штаб сбегаю, — сказал Сивков.

Уленков сел за стол, наклонился над картой ближнего района и нашел на берегу реки маленький Симск, о котором так часто вспоминал Федя Горталов.

Вдруг зазуммерил телефон, и бородатый заспанный телефонист протянул трубку Уленкову.

— Алло, алло! — кричал кто-то. Голос был женский, высокий; чувствовалось, что эта громко говорившая женщина случайно оказалась возле полевого телефона и не разбиралась в позывных: она только повторяла растерянно и упорно одно и то же слово, будто надеялась, что настанет минута, когда услышат её голос в пространстве и кто-нибудь отзовется на её тревожный призыв…