Виссарион Саянов - Небо и земля

Быков обрадовался: теперь в городе станет спокойней. Велико же было удивление летчика, когда однажды утром всадники на низеньких кривоногих конях подскакали к аэродрому и, свирепо горланя, ворвались на летное поле. Быков выбежал на крыльцо.

— Кто таков? — спросил чернобородый всадник в папахе, подъезжая к Быкову и насмешливо щуря темные с узкой прорезью глаза.

— Ты сперва объясни, кто дал тебе право врываться сюда без разрешения?

— Кто право дал? — не переставая щуриться, спросил чернобородый. — Не твое дело, — ответил он грозно, и его спутники захохотали.

— А раз не мое дело, то и тебе делать здесь нечего! — сказал Быков, вынимая из кармана револьвер.

— Ну, ты потише. Не на тебя же поглядеть приехал! — ответил чернобородый и рванул повод. — А с Грымжей лучше не связывайся — пропадешь…

Через минуту ни его самого, ни его спутников уже не было на аэродроме.

Так и не узнал Быков, зачем приезжал Грымжа, но в тот же вечер усилил караул, а утром поехал к коменданту города. Поехал он вдвоем с Тентенниковым на легковом автомобиле. Тентенников вел машину и огорченно покачивал головой:

— Заваруха скоро начнется! Ты помяни мое слово — всякого еще наглядимся!

Комендант города радостно встретил летчиков.

— Наконец-то приехал! — сказал он, обращаясь к Быкову на «ты», хотя только сегодня впервые встретился с летчиком. — А я, признаться, сам к тебе давно собираюсь.

Маленький, коренастый, с крохотными, аккуратно подстриженными усиками, он был нетороплив и задумчив. Он медленно цедил слова, и Быков не вытерпел, громко спросил:

— Зачем вы ко мне собирались?

— Предупредить кой о чем хотел. Мое положение, знаешь, какое?

Комендант, не торопясь и не меняя позы, спокойно рассказал о таких вещах, что Тентенников от волнения заерзал на стуле. Оказывается, уже был получен приказ об эвакуации, и она начата, но много военного имущества не погружено. На вокзале исправных паровозов не осталось, а транзитные составы больше через эмскую станцию не идут. К тому же и отряд Грымжи появился снова, а разоружить его трудно теперь, когда основная часть войск уже эвакуирована. Конники Грымжи рассыпались по городу, производят реквизиции в складах. С минуты на минуту комендант ждет, что и за него самого возьмутся.

Договорившись о связи посыльными, Быков поехал обратно на аэродром. Теперь он убедился, что надо действовать только своими силами и сразу же готовить отряд к эвакуации.

«Советоваться не с кем, надо самому принимать решение», — думал он, пока автомобиль мчался по широким улицам Эмска.

— К твоему отцу не заедем? — спросил Тентенников.

— Надо заехать, пока еще есть время. А то, того и гляди, потом не удастся минуты свободной вырвать.

Отец сидел в низенькой комнате с бревенчатым потолком и старательно переливал какую-то смесь из миски в стаканы.

— Вовремя пожаловали! — сказал он, не прекращая своего занятия. — Воистину рад я гостям. А у меня для вас подарочек такой припасен — все отдай, да мало!

Он был в благодушном настроении, расцеловался с обоими и торжественно произнес:

— Не обессудьте старичка, не обижайте!

— Наверно, какое-нибудь новое варенье? — спросил Быков. — Ты у меня на такие вещи большой баловник был.

— Еще бы, — самодовольно сказал старик. — Что уж мне горевать? Такое, можно сказать, яство приготовил, что люди завидуют.

Он налил каждому по стакану чая и, скрестив руки на животе, мечтательно промолвил:

— Очень страдаю от жары, — вот и приходится весь день в комнате сидеть. Тут, по крайности, можно в одних исподниках оставаться. Сижу да на небо зыркаю: грозы дожидаюсь.

— В баньке бы тебе попариться, вот бы пот и отбило, — сказал Тентенников, слизывая с ложки варенье.

Быков медленно ходил по комнате, не прислушиваясь к разговору старика с Тентенниковым. Теперь его мучила только одна мысль: оставлять в городе самолеты и моторы нельзя. Со дня на день Эмск могли эвакуировать, и тогда авиационное имущество попадет в руки белых. Помощи ждать не от кого, приходилось действовать самому и решать быстро. Кто знает, может быть, через день будет уже поздно…

— Вот что, папаша, — сказал он, — время теперь беспокойное, надо бы тебе сегодня же ко мне перебраться.

— Да что ты? — встревожился старик. — Для чего я тебе вдруг надобен стал? Отсюда уезжать не хочу: садик хороший, сирени много, канареек на рынке накупил. Тут бы мне и жизнь доживать, а ты опять — уехать…

Босыми ногами он тяжело ступал по свежевыструганным половицам.