Виссарион Саянов - Небо и земля

В то время как приятели молча прохаживались по полю, Наташа и Глеб сидели у окна в душной халупе. Глеб тихо спрашивал, положив большую руку на плечо жены:

— А помнишь, как я пришел к тебе, когда брат мой застрелился?

— Трудные были дни тогда, — ответила Наташа, — разве можно забыть их!

— Потом приехала Лена…

— Горе, кругом горе, — ? вздохнула Наташа. — Она мне писала недавно, спрашивала, как ты живешь. Что я могла ей ответить?

— Я знал, что ты придешь…

Он поднялся со стула, медленно заходил. Большое тело его казалось огромным в тесной и низкой халупе. Наташа смотрела на Глеба с той же страдальческой улыбкой, с какой встретила сегодня Тентенникова.

— Как ты добралась?

— Солдаты подвезли.

Наташа подошла к мужу и, взяв его руку, приложила к своему горячему лбу.

— Знаешь, как это бывает в жизни… ведь человек не властен над своими чувствами, и мне кажется почему-то, что о минувшем даже и говорить не стоит: рассказать невозможно, а понять и того труднее…

— Нет, я понимаю, но сегодня просто не хочется думать о плохом… А помнишь, как мы в тринадцатом году условились встретиться с тобой на маскараде?

— В Москве?

— Нет, в Петербурге. Кажется, в здании Калашниковской биржи. Я только что приехал тогда из поездки по провинции, а тебя не было дома: ты задержалась в мастерской…

— Помню, помню! — радостно вскрикнула Наташа. — По телефону ты мне позвонил, сказал, что домой попасть не можешь, — прислуга ушла и унесла ключи.

— Потом мы условились, что ты из мастерской пойдешь в прокатную, возьмешь любой костюм и приедешь на бал, я тоже буду в маске. Мы должны были искать друг друга, а если не найдем, то сговорились встретиться в полночь у оркестра с левой стороны, за проходом.

— И сразу узнали друг друга, — снова обрадовалась Наташа. — Я узнала тебя по длинным ногам и по тому, как горбился ты… Да, да, — улыбнулась она, — и по тому, как сутулился…

Она снова рассмеялась.

— Если твои товарищи не прогонят, я у вас тут и кочевать останусь, — сказала Наташа.

— Устроим, обязательно устроим. Я сейчас с ребятами договорюсь…

Он выбежал из комнаты, чтобы позвать приятелей, и удивился, заметив, что они молча прохаживаются неподалеку от халупы.

— Чего же вы не входите? — спросил он Быкова и Тентенникова.

Летчиков удивила веселость Глеба и спокойная, ясная улыбка Наташи.

— А мы сидим, вспоминаем, — сказал Глеб, — до того довспоминались, что обо всем позабыли, даже о войне.

— Глеб сегодня был молодцом в бою, — сказал Быков, пристально поглядев на Наташу.

— Серьезно? — спросила Наташа. — А он не говорил ни слова о бое…

— И победу какую мы с ним одержали! Два аэроплана сбили.

— А он-то, скромница, промолчал…

— Не до того, небось, было, — ехидно заметил Тентенников.

Пришел денщик с кипящим самоваром, поставил стаканы, достал сухари и ушел так же бесшумно, как пришел, не промолвив ни слова.

— Наталья Васильевна ночевать останется у нас. Поздно уж ей возвращаться сегодня в госпиталь.

— Мы с Петром устроимся на ночь в канцелярии, — сказал Тентенников.

— И я с вами, — промолвил Глеб, к удивлению приятелей. Теперь им ясно стало, что примирение не состоялось. Но оба они никак не могли понять, почему же так весело и радостно смотрит Наташа на мужа и ловит каждое его слово.

— А я вам новость сказать хотел, — пробормотал Глеб и, наморщив высокий лоб, тихо сказал. — Мы с Наташей будем порознь жить после войны.

Быков промолчал, но Тентенникова точно прорвало:

— Ничего не понимаю, если уж дозволено мне будет слово сказать… То в ссоре жили, мужем и женою оставались, а теперь только помирились — и пожалуйста…

— Не твоего ума дело, — перебил его обеспокоенный Быков. — Их дело — как хотят, так и поступают. Третьему незачем мешаться. Последнее дело — мирить или ссорить мужа с женой. Сами в своих делах разберутся…

— Не понимаю, — упорно повторил Тентенников. — К тому же и не я первый разговор затеял…

— Это понятно, — возразил Глеб. — Если у людей была не только любовь, остается дружба, воспоминания общие и все, что вместе было передумано и пережито.

— Слишком уж тонко, извини, не про меня писано… Надо просто на жизнь смотреть. Ты сегодня сбил врага? Сбил. А он тебя мог сбить? Тоже мог! Значит, жизнью ты ежечасно рискуешь. А ежели так…

— Страшно подумать, что сегодня, когда я ехала сюда, он рисковал жизнью! — сказала Наташа. — Он мог погибнуть, и я бы не увидела больше его…