— Вы ничего не должны от меня скрывать, — заговорил он, понижая голос, и Есениус решил, что пан Гарант дружески к нему расположен. — Я бы на вашем месте поступил точно так же. Но император… Ведь вы знаете…
— Откуда он узнал? — тихо спросил Есениус, и сердце у него сжалось.
— Ха-ха-ха! Разве здесь можно что-нибудь скрыть? Императорские шпионы следят за каждым нашим шагом. А еще больше сведений, чем император, получает главный камердинер Ланг. В его руках собираются нити всех интриг при дворе. Вероятно, это он донес императору.
— Вы сколько заплатили Лангу? — удивленно спросил Есениус.
— Да ни за что. Просто так, чтобы снискать его расположение. Чтобы не поминал о вас худо. Все врачи, художники, состоящие при дворе, платят ему или преподносят ценные подарки в знак благодарности. С вас он ничего еще не требовал? Ну, не он лично, а кто-нибудь от его имени…
Есениус признался, что приходил к нему какой-то человек, видно, доверенный Ланга, и намекал, что если доктор поднесет камердинеру какой-нибудь подарок, то заслужит тем его расположение. Есениус притворился, что не понимает, о чем идет речь, тогда тот открыто попросил подарок. Есениус отказал.
— Ах, не мудро вы поступили! Теперь Ланг будет выуживать любую мелочь, чтобы напортить вам. Постарается всеми силами выжить вас из дворца или отравить вам жизнь. Похоже на то, что это первая его попытка. Думаю, император потребует вас к себе. Приготовьтесь к обороне.
Есениус поблагодарил Гаранта за предупреждение. Теперь он, по крайней мере, заранее мог обдумать, как защищаться.
Прошла неделя, другая, но все оставалось по-старому. Может, Рудольф забыл? Но если забыл, то не забыл Ланг. Уж он-то постарается в нужный момент напомнить обо всем императору.
Поэтому Есениус совсем не удивился, когда его пригласили в мастерскую Рудольфа.
На этот раз император не занимался столярным делом и не разбирал часы. Он сидел за грудою бумаг и усердно их штудировал.
— А, наш доктор! — произнес он через некоторое время, показывая, что заметил вошедшего, но тут же снова углубился в чтение бумаг.
Вдруг он отложил письмо, которое держал в руках, поднял голову и, глядя Есениусу в глаза, насмешливо спросил:
— Собственно, мы уж и не знаем, можем ли мы говорить «наш доктор», если в гетто считают его своим.
Есениус слышал биение собственного сердца и чувствовал, что ко лбу и щекам приливает кровь.
Но он продолжал молчать, ожидая прямого вопроса.
— Итак, что вы можете сказать в свое оправдание?
Только теперь заговорил Есениус.
Он не оправдывается. Но рассказывает императору все обстоятельства дела. Как пришел к нему раввин Лев, рассказывает о своих колебаниях, о присяге императору, о возможных последствиях — в общем обо всем, умалчивает только об одном: об участии Марии в этом деле. Он все берет на себя. Если он должен понести наказание, он понесет его один.
Император внимательно слушает своего личного врача, но по выражению его лица нельзя понять, что он думает. Только время от времени Рудольф кивает головой. И это все.
Есениус принимает этот жест за одобрение и продолжает свой рассказ.
Затем следует вторая часть рассказа — описание операции.
Безразличие на лице императора исчезает. Оно сменяется любопытством. И наконец первый вопрос:
— А она красивая, эта молодая еврейка?
Вопрос императора неприятен Есениусу. Он счел его неуважением к успешно выполненной операции. Но ему хочется возбудить интерес к рассказу тем, к чему Рудольф наиболее восприимчив, — красотой. С поэтическим жаром он описывает достоинства внучки раввина, сравнивая ее со всем прекрасным, что приходит ему на ум. Он не испытывает угрызений совести оттого, что в своей речи прибегает к пересказу «Песни песней». В сознании у него звучат сочные слова, благоухающие ароматом заморских цветов и отдающие сладостным привкусом крепких южных вин. Он не повторяет дословно Соломона. Нет, он только прибегает к некоторым его образам и выражениям. И достигает желаемого результата. Все мысли императора уже заняты внучкой раввина.
— Мириам, — шепчет Рудольф так тихо, что Есениус скорее по губам, чем на слух улавливает это имя.
Вдруг император спрашивает:
— Вы думаете, операция ей помогла?
Есениус ответил, что после операции Мириам быстро поправилась и теперь чувствует себя очень хорошо.
— Очень хорошо, — вновь прошептал император.
И Есениус не понял — эхо ли это его последних слов или одобрение.
Читать дальше