Людо Зубек - Доктор Есениус

— Это ваше личное мнение или вы говорите от имени святой церкви? — Эти слова император произнес почти шепотом, но в его глазах светился злой огонек.

— Мое мнение находится в полном согласии с мнением всех верховных церковнослужителей, кроме того — я могу смело сказать это, — и с мнением высокопоставленных лиц, которым вы, государь, доверили управление этим королевством.

— Не знаю, известно ли вашему высокопреосвященству, как поступил в подобном же случае блаженной памяти император Карл Пятый. Когда доктора попросили у него разрешения произвести вскрытие, он обратился к богословским факультетам главнейших европейских университетов, чтобы они сказали ему, считают ли вскрытие человеческого тела допустимым. Большинство ответов гласило, что против вскрытия можно не возражать, если оно производится в интересах научного познания.

Архиепископ ухватился за эти слова императора, как за последнюю соломинку.

— Совершенно верно, если речь идет о научном познании. Только в этом случае у доктора Есениуса таковое намерение отсутствует. Для него это лишь зрелище, могущее принести ему славу. Он хочет привлечь к себе внимание.

Император не переставал улыбаться. Улыбку эту, впрочем, едва можно было различить. Зато взгляд его был гораздо выразительнее. Нет, его не уговорят запретить столь занимательное зрелище.

— Мне неведомы истинные намерения виттенбергского профессора, но невозможно исключить из них стремление расширить круг научных познаний. Разве можно предполагать, чтобы хирург вскрывал мертвое тело только для забавы? А если бы для него это и было только забавой, нашим докторам сие послужит наукой. Наконец, вскрытие трупа казненного преступника не столь важное событие, чтобы решение о нем принимал император. Мы не видим в этом ничего предосудительного. Разъяснения, посланные университетами императору Карлу Пятому, мы можем рассматривать как достаточные и для нас… А теперь пусть и ваше преосвященство расскажет нам о своем здоровье…

Архиепископу не повезло у императора. Он скрыл свое разочарование в учтивом поклоне и направился к верховному канцлеру Лобковицу.

Прошение виттенбергского профессора осталось без ответа. К кому бы ни обращался ректор Быджовский, все умывали руки: «Что касается меня, боже сохрани, я ни в коей мере не против вскрытия. Но окончательное решение зависит не от меня…»

Время шло в праздном ожидании, которое мало-помалу начинало обескураживать Есениуса.

— В чем же, наконец, задержка? — так рассуждал он вслух в тот вечер, когда встретился у Браге с Тадеашем Гайеком из Гайека.

Доктор не мог понять скрытые причины задержки дела, которое сам император решил положительно.

Старый протомедикус усмехнулся в усы и произнес многозначительно:

— Вы не знаете взаимоотношений при императорском дворе. — И продолжал доброжелательно — Постараемся в этой паутине противоречащих друг другу интересов найти нить, которая могла бы привести нас к цели.

Есениус удивленно поднял брови. Ему и в голову не приходило, что дело, которое в Виттенберге считается находящимся в компетенции университета, в Праге вызвало столько интриг и вовлекло в свою орбиту столь значительных особ.

Браге стукнул кулаком по столу и воскликнул:

— К черту! Кто же решает в этой стране — император или его придворные?

В умных глазах старого Гайека появилась плутовская искорка.

— Многие были бы благодарны вам, если бы вы ответили на этот вопрос. В конце концов, решающее слово принадлежит императору. К сожалению, часто это всего лишь формальность. Император подписывает только то, что нашепчут ему его советники. А здесь-то и зарыта собака. Кто эти советники?

Гайек помолчал и посмотрел на Браге, как будто говоря: «Ты полагаешь, что тебе известны тайны императорского двора, — отвечай, в таком случае».

Но Браге не спешил с ответом. Каковы бы ни были его познания закулисной политики императорского двора, их достало лишь на то, чтобы понять всю сложность ответа на вопрос Гайека. И Гайек ответил сам:

— Естественно, было бы глупо думать, что его императорское величество слушает только тайных советников. В этом случае не нужно было бы так долго ломать себе голову по любому поводу. Думаю, что и вам, мой друг, известно, какое влияние оказывают на императора его министры Румпф и Траутссон…

— И камергеры Маковский и Ланг, — добавил Браге.

— И придворный астролог Тихо Браге, — поддразнивая, продолжал Гайек.