Людо Зубек - Доктор Есениус

Хуже было непонимание некоторых профессоров. Слишком привыкли они к старым порядкам и ни за что не хотели нововведений, предложенных новым ректором. Сколько сил и напряжения стоило ему убедить их отказаться от этих порядков, вредных университету! Многие способные профессора, которые охотно согласились бы принять место в университете, не могли туда попасть.

И в хозяйстве царила неразбериха. Профос Главной коллегии и директора студенческих коллегий хозяйничали как бог на душу положит. За ними никто не надзирал, никто не знал, куда уплывают доходы университета. А университетская казна была постоянно пуста.

Когда новый ректор осудил такие порядки, он встретил дружный отпор профоса и всех директоров, да и остальных профессоров, которые опасались, что новые порядки только ухудшат их положение.

Есениуса называли справедливым Катоном. Но в этом прозвище скрывались насмешка и неприязнь.

В начале 1618 года в ректорскую канцелярию явились дефензоры Вацлав Будовец и граф Шлик.

— Мы пришли попросить вас о службе, магнифиценция, — начал Будовец. — В марте мы хотим созвать в Праге съезд протестантских сословий, чтобы решить, как помешать дальнейшему нарушению грамоты его величества. Если мы не примем участия в распрях костелов в Броумове и Гробах, император будет считать, что грамота и уравнение в правах больше не существуют.

Броумов и Гробы — две общины, которые стали краеугольными камнями борьбы протестантских сословий против императора. Есениус знал всю эту историю, в университете часто говорили о ней. Годами длился спор этих двух общин с католическими властями о праве протестантов строить свои костелы на земельных участках, принадлежащих католическим магнатам. Гробский костел был построен на земле бржевновского аббата, а броумовский — на земле пражского архиепископа.

Наконец дело дошло до того, что пражский архиепископ приказал разрушить костел в Гробах, а брженовский аббат приказал костел в Броумове закрыть. Некоторых членов общины посадили в тюрьму.

Шлик сказал язвительно:

— Пока у Матиаша не было наследника престола, он не решался так открыто нарушать грамоту. Но теперь, когда мы проголосовали за Фердинанда и позволили ему короноваться чешским королем, Матиаш решил, что ему теперь нечего нас больше бояться. И вот результаты — события в Броумове и в Гробах.

— Мы должны решительно выступить против императорского своеволия! — энергично заявил Будовец. — Долг дефензоров велит нам оборонять веру против всяческих нападок. Поэтому мы решили созвать съезд наших сословий. Мы желали бы, чтобы съезд происходил тут, в Главной коллегии.

Это было слишком неожиданно.

— Пусть простят мне ваши милости, но я боюсь, что академический статут не дает мне права решать подобные вопросы.

— Как же так? — быстро отозвался Будовец. — Разве академия собирается выступить против нашего святого дела? Разве интересы Карлова университета расходятся с интересами чешских сословий?

Шлик только слушал. Потом сказал спокойно:

— Грамота отдает Карлов университет под попечительство дефензоров. Его магнифиценция, как видно, не считает нас представителями дефензоров. Можно исправить эту формальность. Мы пришлем вам решение с подписями всех дефензоров.

— А может быть, вы не намерены подчиняться решению? — Раздражение Будовца еще не улеглось.

Ректор оставался бесстрастным.

— Я нимало не сомневаюсь в правах дефензоров, — ответил он мирно. — Но понимаю так, что академия подсудна им только в деле приема и увольнения профессоров, в деле имущества и в других подобных делах.

— Значит, охрана свободы совести не касается академии? — взорвался Будовец.

Шлик, опасаясь ссоры, вмешался;

— Я понимаю опасения его магнифиценции, ведь и я был ректором университета в Иене. Мы должны выслушать его. И выслушать спокойно, потому что я убежден, что доктор такой же ревностный христианки, как и мы.

Есениус с благодарностью взглянул на Шлика.

— Да, ваша милость, вы правильно поняли, что я имею в виду. Съезд, обсуждающий приказы императора, Матиаш будет рассматривать как акт враждебный. Я опасаюсь, что дело дойдет до распрей, в которых придется принять участие и академии. И я не знаю, пойдет ли это на пользу дальнейшему расцвету нашего учебного заведения.

Будовец молча слушал слова Есениуса, потом сказал:

— Признаю, что ваши опасения проистекают от заботы о судьбе академии, а не из религиозного легкомыслия. Но съезд мы должны созвать. А под открытым небом мы собираться не можем. И ни у кого из нас нет столь большого помещения, чтобы уместить всех. Зала академии — единственное место, где может происходить такое собрание.