Людо Зубек - Доктор Есениус

Все понимали, что он прав, признали его аргументы, но страшились войны. Турки, которые для Праги представляли весьма отдаленную опасность, здесь были близкой и горькой действительностью. Правда, теперь заключен был мир, но это не мешало туркам устраивать набеги на земли горной Венгрии, жечь дома, убивать, угонять в рабство. Нет, нет, оставьте нас в покое с вашим бунтом!

Есениус обращал свое слово к глухим. Он не имел успеха нигде, потому что и те деятели, которые были с ним согласны и признавали разумным помочь чешским сословиям, ставили свое решение в зависимость от решения большинства. Да, если бы решение принял сейм…

Есениус решил попытать счастья у палатина [40] Палатин — наместник императора в Венгрии. Жигмунда Форгаха.

Форгах принял его дружески, как положено знатному венгерскому магнату принимать венгерского рыцаря.

Есениус объяснил вельможе — который, впрочем, был осведомлен о его деятельности в Прешпорке, — цель своей миссии: установить тесное сотрудничество чешских сословий с венгерскими для охраны общих интересов.

Форгах был ревностным католиком, звание палатина получил от императора всего полтора месяца назад, поэтому Есениус не решался говорить открыто, что речь идет, собственно, об охране интересов протестантов против растущего влияния католиков. Но у Форгаха было слишком хорошее политическое чутье, чтобы за этими неопределенными словами не угадать их истинного смысла.

— Я предполагаю, ваша магнифиценция, что вы имеете полномочия заключить мир с императором, то есть с его наместниками, — приветливо сказал Форгах, следя лисьими глазами за впечатлением, которое произведут его слова.

Есениус действительно не был готов отвечать на этот вопрос.

Но быстро нашелся:

— Ваша милость, чехи не находятся в состоянии войны ни с кем, а если нет войны, невозможно заключить мир. У нас спокойствие и порядок, в нашем королевстве царит полное единство.

Форгах едва заметно наморщил лоб. Однако тут же овладел собой и ответил равно приветливо, но с некоторой насмешливостью в голосе:

— Дефенестрация господ императорских наместников, как видно, одно из доказательств мира и единства, царящих в Чешском королевстве… Но будем говорить по существу. Какое средство вы считаете наиболее действенным для того, чтобы успокоить эту бурю?

— Если позволите, ваша милость, я отвечу на ваш вопрос как врач, который занимается удивительными и тяжелыми человеческими болезнями: все королевство и религиозные общины мира подвержены таким же недугам, что и мы, люди, и так же, как и людям, им можно вернуть здоровье. Опытный врач лечит человеческие болезни трояким путем: первый — диетой, при которой больному дают вместо лекарств домашние средства или отвар из простых трав; второй — больного лечат различными снадобьями, приготовленными в аптеке, лекарства эти горькие; третьим средством пользуются цирюльники, когда неизлечимо больные члены отсекают железом, прижигая их предварительно огнем, и это с превеликой болью для страдающего, который вместе с болезнью может погибнуть или же остаться, скажем, хромым до смерти. Обычно же врачи, по учению Гиппократа, начинают с мирных средств, используя сильные только в тех случаях, когда другого выхода нет. И если Венгрия от недавней своей немочи [41] Имеется в виду восстание против владычества Рудольфа II излечилась только диетой, то есть ей помогли искренние союзники, то о недуге королевства Чешского нечего и сомневаться, он намного легче. Если же домашние средства оказались бы бессильными, мы смогли бы прибегнуть к более сильному средству, то есть к курфюрстам Священной Римской империи, к некоторым или ко всем. Прибегнуть сейчас к оружию — средство неверное, и оно противоречит латинскому изречению: «Ignera gladio ne fodito» — «Огонь мечом не затушишь». Лучше и безопаснее следовать Цицеронову совету: «…Двояко люди действуют в отношении себе подобных — порой по-дружески или используя правовые процессы, а порой путем насилия, и первым способом пользуются люди разумные, другой же более подходит к лютым зверям, этим способом можно пользоваться лишь тогда, когда первый вовсе непригоден». Если ваша милость позволит, я выскажу эти соображения славному сейму.

Форгах решительно рассек рукой воздух, как будто взмахнул саблей, и ответил сухо:

— Сейм подробно информирован об этом деле из самых надежных источников. Выступление такого рода на сейме вам может позволить лишь император. Подождите в гостинице решения его императорской милости. Я немедленно пошлю известие в Вену.