Людо Зубек - Доктор Есениус

Вице-канцлер Михаловиц послал карету, чтобы отвезти Есениуса из дома до Карловой коллегии.

Трубачи в пурпурных кафтанах с позолоченными пуговицами поднимают свои трубы, и по всему широкому двору несутся торжественные звуки.

Двери распахиваются, и все присутствующие встают. В дверях появляется педель, весь в черном, в черной шелковой шапке. В руке у него жезл. Он медленно направляется к возвышению, где будет происходить инвеститура.

За педелем, словно покинутый сирота, в пышной процессии следует молодой Стржела из Рокиц — бывший ректор университета. За ним шествуют двое молодых людей в красивых ярких одеждах, с серебряными цепочками вокруг шеи. Они несут два серебряных жезла. И только за ними шествует новый ректор.

За ним — профессора, ректорский сенат, а потом все остальные преподаватели. В этой смеси черного и темно-красного цветов выделяется одеяние Есениуса. Короткие орехового цвета штаны красиво дополняет темно-зеленый кафтан с серебряными пуговицами и накрахмаленным прилегающим кружевным воротником. На кафтан накинут короткий серо-голубой плащ, подбитый белым шелком. На голове — черная профессорская шапка с белым пером.

Второй педель несет эпомидем, то есть торжественное ректорское одеяние статуты и печать университета. Он опускает эти знаки отличия на край длинного стола. Профессора усаживаются за стол.

Почти все присутствующие знакомы Есениусу — Михаловиц, Будовец, все дефензоры. Перед его мысленным взором ожили тени умерших: Бахачека, знавшего толк в радостях земного бытия; Бенедикти, который не уставал воспевать достоинства и красоты чешского языка; доктора Залужанского, столько раз успешно сражавшегося со смертью, но повергнутого в бою за свою собственную жизнь.

Это самые близкие. А сколько еще людей узнал он в Праге, сколько их умерло…

Он думает о них, но вот пришли ему на ум слова Кеплера, сказанные им при последней встрече:

«Мне придает силы мысль, что я служу не императору, но человечеству; что я тружусь не только для нынешнего поколения, но и для потомства».

С торжественным чувством принимает Есениус от вице-канцлера эпомидем и золотую цепь, символ своего звания.

Еще большая торжественность звучит в его голосе, когда он произносит присягу. Облаченный в академическую мантию, он открывает статуты и присягает университету, что будет свято чтить все законы, что будет верен королю и королевству; что будет разумно расходовать деньги, которые доверят ему; что употребит их на пользу университета и что после окончания срока его избрания он по крайней мере месяц останется в Праге, чтобы ответить, если потребуется, за все поступки на посту ректора. И, наконец, он обещает записывать все наиболее достойные памяти события.

После присяги профессоров новому ректору — ее составил проректор от имени всех профессоров — Есениус встает и начинает свою пространную речь. В речи о пользе наук он не скрыл того, в каком упадке находится некогда столь славный Карлов университет, упомянул и о причинах сего и, наконец, набросал план преобразований.

И он завершил свою речь горячим призывом к дефензорам:

— Милостивые любезные защитники и друзья, прошу вас — так же согласно, как вы побеждаете врагов наших, боритесь против варварского невежества. Если вы неукоснительно будете стремиться к этой цели, наша академия вознесется на невиданную доселе высоту. Если бы я дожил до этого времени, я считал бы, что родился в золотом веке.

Есениус имел твердое намерение вывести университет из того положения, в котором он находился в последние годы.

Поэтому его не ослепил блеск золотой цепи, возложенной на его груди. Он чувствовал только ее тяжесть. Его радовало это избрание, но он глубоко сознавал ответственность, которая была связана с его новой должностью. Университет и дефензоры оказали ему великое доверие.

«Я сделаю все, чтобы не обмануть этого доверия, — решил он, — даже ценою жизни».

Ладью, кормчим которой сделали Есениуса, ожидало беспокойное плавание.

Дефензоры признавали только права, которые дала грамота Рудольфа II, но о своих обязанностях забывали. Есениус с его поистине демосфеновским красноречием натыкался на глухую стену молчания, стоило только зайти речи о нуждах университета.

В конце концов, это было понятно: дефензоры не знали подробностей университетской жизни.