Людо Зубек - Доктор Есениус

Теперь она могла принимать гостей. И как же она ждала их прихода в своей новой квартире! Всю неделю перед великим днем она очень волновалась. Ведь обещал быть вице-канцлер с супругой! Кроме них, были приглашены Кеплеры, Залужанские и все профессора университета с ректором Бахачеком во главе.

В воскресенье, после богослужения, прежде всех пришли к Есениусу профессора. Девять человек в магистерском платье привлекли внимание на улице. Впереди важно шествовал тучный ректор Бахачек, по левую его руку высокий и стройный декан Кампанус, оба в пурпурных мантиях. За ними — остальные профессора в темно-голубых или черных мантиях, все с красными беретами на головах. Магистр Троилус Гагиохоранус, который читал «Этику» Аристотеля, шел, углубленный в разговор с магистром Вавринцем Бенедикти, словаком из Недожар в Венгрии. За ними шел профессор Альбертус из Каменка, великий знаток и любитель древнееврейского языка, магистр Скала, вдохновенно преподававший чешскую историю, магистр Пэониус, который читал «Политику» Аристотеля, профессор Вратиславский, комментатор Цицерона, и, наконец, Матей из Судет, профессор права.

Едва пани Мария успела встретить их, как пришли Залужанские, и тут же под окнами загремела карета Михаловица.

Последними прибыли Кеплеры; они жили дальше всех.

Наконец гости разместились и можно было подавать обед.

Пани Мария не ударила лицом в грязь. И, если обед не был таким богатым, как ужин у Михаловицев, зато все было так вкусно приготовлено, что гости хвалили от чистого сердца.

На этот раз с торжественной одой явился Бахачек. Темой его оды было имя хозяина: Есениус — Ясень. В оде Бахачек желал, чтобы жизнь в новом доме росла и зеленела, как зеленеет растущий на доброй почве ясень.

После обеда, когда мясные и пряные блюда были запиты хорошим глотком вина, развязались языки и у остальных гостей. Но, хотя за столом находилось девять профессоров, разговор коснулся не университета, а политики. Ведь Чехия напоминала в то время закрытый котел с кипящей водой. Содержимое его бурлит, клокочет: котел под давлением пара начинает дрожать, и никому не известно, как долго он сможет выдержать. Выпустить пар, перестать подкладывать огонь — или же предоставить котел его судьбе, пусть себе разорвется.

Император очень постарел, и его здоровье настолько ухудшилось, что временами он бывает невменяем.

Он не занимался государственными делами, не участвовал более в заседаниях Тайного совета и не допускал к себе врачей. Все время он проводил среди своих коллекций или в лабораториях алхимиков. Месяцы проходили, прежде чем он подписывал какую-нибудь государственную бумагу, и неудивительно, что положение в стране весьма усложнилось. Все больше росло недовольство правлением Рудольфа.

Наконец против императора взбунтовался и его родной брат эрцгерцог Матиаш.

— Правда ли, что эрцгерцог Матиаш идет на Чехию с двадцатью тысячами войска? — спросил вице-канцлера Залужанский — ведь Михаловиц должен был знать больше, чем они.

— К сожалению, это так, — серьезно ответил Михаловиц, и по его голосу чувствовалось, каким важным он полагал это событие.

— На чьей же стороне будем мы: императора или Матиаша?

Этот вопрос задал Бахачек. Он имел в виду университет и чешских протестантов, потому что университет был тесно связан с протестантскими сословиями.

Михаловиц ответил:

— Наши сословия теперь точно между мельничными жерновами. С одной стороны, пан Жеротин сулит нам от имени Матиаша золотые горы, только бы мы нарушили присягу императору и перешли на сторону Матиаша. С другой стороны, император теперь, когда он в затруднительном положении, будет уступчивее и обеспечит нам религиозные свободы. Правда, если верховный канцлер и испанская партия не отговорят его. Увидим, на чем порешит сейм.

— Для чего эти околичности? — горячо воскликнул Бахачек. — Нам бы надо последовать примеру мораван и присоединиться к Матиашу. Что вы на это скажете? — обратился он к остальным гостям.

Но все молча ожидали ответа пана вице-канцлера.

— Трудно трясти сливовое дерево, пока плоды не созрели, — отозвался Михаловиц. — И в подобных делах нельзя принимать опрометчивое решение. То, что сделали венгры, австрийцы и мораване, — бунт против государя. Для чего нам становиться на противозаконный путь, когда всего можно достигнуть и законно?

— Вы думаете, Рудольф согласится? — опять спросил Залужанский.

— Обстоятельства принудят его выбрать какой-нибудь один путь: против Матиаша или против сословий. Я думаю, что уступить чешским протестантским сословиям будет для него меньшим злом, чем уступить Матиашу, ибо с одной стороны — свобода веры, с другой — потеря земель. Но еще неизвестно, сочтет ли партия Лобковица потерю некоторых земель меньшим злом, чем уступки протестантам. А канцлер в данном случае использует все свое влияние на императора.