Роуз Тремейн - Музыка и тишина

Мужайся, Эмилия!

Почему она не поняла смысла этих слов раньше? Теперь он ей так ясен, словно им полнится весь лес, словно он запечатлен в узоре буковых листьев на фоне неба.

Она не станет женой проповедника.

Она не состарится, ведя хозяйство отца и заменяя мать дочери Магдалены.

Она соединится с Карен. Не часы, а она, Эмилия, будет лежать под пологом развесистых буков.

В конце концов, все так просто. Надо купить маленькую склянку с белым ядом, какую Кирстен однажды купила у аптекаря. А потом ты будто окажешься совсем одна на замерзшей реке, катаешься и катаешься на коньках, потом у излучины реки видишь протянутую руку матушки, берешь ее и, как прежде, вместе с ней скользишь рука в руке…

Когда Эмилия возвращается домой, отец зовет ее к себе.

— Эмилия, — говорит Йоханн, — я обдумал предложение Герра Хансена и считаю, что оно заслуживает внимания. Ты полагаешь, что не хочешь выходить замуж, но прислушайся к своему сердцу внимательнее. Уверен, что ты найдешь в нем уголок, который предпочитает…

— Предпочитает?

— Сдаться. Ты так долго сражалась со мной, что, думаю, мы оба устали.

Эмилия подходит к отцу, который выглядит несколько старше, чем в то время, когда в их доме появилась Магдалена, и нежно целует его в щеку.

— Я сделаю все, о чем вы меня просите.

Он прижимает ее к груди, свое старшее дитя, которое не только до сих пор напоминает ему первую жену, но и пахнет, смеется как она.

— Хорошо, — говорит он. — Тогда позволь мне сказать Герру Хансену, что до конца лета вы обвенчаетесь.

Июньская свадьба. Внутренним взором она видит лес: на ней легкое платье, она лежит под пологом более темным, более зеленым, и ее тело с головы до ног покрыто белыми шелковыми лентами. Несколько потревоженных голубем листьев срываются с ветки и падают на него, подобно лепесткам роз, которые бросают свадебные гости.

— Я подумаю, — говорит Эмилия. — Подумаю об июньской свадьбе.

— Не думай слишком долго. Герр Хансен достойный человек, Эмилия. Когда ты выйдешь замуж, у тебя начнется другая жизнь.

Как странно, размышляет Эмилия некоторое время спустя, что это сказал именно отец, моя жизнь начнется. С каким упрямством люди держатся за свой бездумный оптимизм. Только Карен все видит ясно.

Это время, которое они всегда будут показывать.

Питер Клэр смотрит в потолок. Его измученное тело вытянуто во всю длину; он благодарен за то, что лежит в постели под теплым одеялом, за то, что слуги приносят ему горячие напитки и еду, которую он не может есть. Он знает, что если бы остался на дороге, то непременно бы умер.

Но он пленник Кирстен.

Она, смеясь, сообщила ему об этом. Он слишком слаб и поэтому целиком во власти ее капризов и прихотей.

Она каждый день навещает его — врывается в комнату, наполняя ее ароматом острых пряностей, и кладет холодную белую руку ему на лоб.

— Поразительно, — говорит она, имея в виду его не спадающий жар. — Если бы вас запустили вращаться вокруг Земли, вы бы сверкали как комета, мистер Клэр.

Уходя, она поворачивает ключ в замке.

Ему снится Эмилия. Здесь, в Боллере, где он рассчитывал ее найти, она возвращается к нему, как возвращаются мертвые, с жестами скорби и упрека, бесплотным духом, который с приходом дня бледнеет и рассеивается. Мысль, что она действительно может быть мертва, приводит его в такой ужас, что он закрывает лицо руками и молит: «Все, что угодно, только не это!» Ведь он идет к ней. Именно это чувство живет в его воспаленном мозгу. Утрата лютни, денег и мешочка с Королевскими пуговицами, боль во всем теле, заточение в Боллере — лишь прелюдия к его поискам. Он возобновит их, лишь только немного окрепнет.

Но куда ему идти? Питер Клэр знает, что дом отца Эмилии здесь, в Ютландии, и спрашивает Кирстен, далеко ли он от Боллера.

— Ах, — отвечает она, — довольно далеко отсюда на север. Точно не знаю. Но как бы то ни было, я не думаю, что она там, мистер Клэр. Я же говорила вам, что, по слухам, она вышла замуж в Германию. Возможно, она уже маленькая мама. У нее, знаете ли, была курица в любимицах.

Он отвечает, что никогда не забудет, как видел Герду в комнате Эмилии, и хочет спросить Кирстен: «Зачем вы скрыли от нее мои письма? Какая злость побудила вас использовать простодушную Эмилию в махинациях с подкупом? Видно, вам неизвестно, какая редкость истинная любовь, раз вы позволили себе так безжалостно ее растоптать?» Но он молчит. Кирстен его приютила, и сейчас не время, чтобы его выгнали из теплой постели на холод.