Роуз Тремейн - Музыка и тишина

— Я знаю, что далеко не красив. Знаю, что Эмилия предпочла бы мужа с большим количеством волос на голове. Но в моей лысине она может увидеть доказательство моей честности, ведь я мог бы прикрыть лысину шляпой. И еще, если бы Эмилия могла заглянуть в мое сердце, то, думаю, она нашла бы в нем чувства, которые можно назвать красивыми.

Йоханн смотрит на Эрика Хансена. Весь облик Пастора — трогательная простота и даже бесцветность, словно он всю жизнь прожил в одном пейзаже, выходить за пределы которого ему было заказано. У него блестящие, беспокойные глазки, выразительные жесты. Он весь как на ладони — человек, который случайно бросил взгляд за пределы своего унылого мирка и увидел будущее гораздо более яркое, чем все, что ему приходилось видеть.

— Эмилия мне сказала, — говорит Йоханн, — что пока не хочет выходить замуж. Причин она не называет, поэтому можно предположить, что их и вовсе нет, а желание — это чувство наживное, сегодня нет, завтра есть.

— Или оно связано с намерением Эмилии смотреть за этим домом, взять на себя заботы о Маркусе и Улле…

— Нет. Не думаю, по-моему, такое отношение к замужеству у нее появилось после смерти матери, и ей никогда не приходило в голову с ним бороться.

Пастор Хансен выразительно сжимает свои белые руки.

— Йоханн, умоляю вас, — говорит он, — попросите Эмилию начать с ним бороться. Я все сделаю, чтобы она была счастлива. У нее будет достаточно слуг, я не стану слишком обременять ее церковной работой, отдам в ее полное распоряжение небольшую гостиную, которая принадлежала моей покойной жене. Сейчас она выкрашена в зеленый цвет, но, если Эмилии он не понравится, я…

— Не продолжайте, Герр Хансен, ведь я и так целиком на вашей стороне, — заявляет Йоханн.

— И вы с ней поговорите?

— Почему вам самому не поговорить с ней?

— О нет. Я не могу. Я слишком взволнован. Я не сумею вовремя сделать паузу, вовремя остановиться. Чего доброго, я перейду на проповедь…

Эмилия знает, что Эрик Хансен вернулся. Она видит его коня, слышит его голос. Она знает, что ее вот-вот позовут к отцу и он снова заведет разговор о нежных чувствах проповедника.

Это ужасно, отвратительно, невыносимо. Как жаль, что на свете вообще существует такая вещь, как замужество. Как жаль, что она не седая старуха, тогда ее оставили бы в покое.

Эмилия набрасывает плащ и выбегает из дома. Хотя северный ветер изо дня в день упорно дышит весенней прохладой, лучи солнца заливают фруктовый сад, через который Эмилия бежит к лесу, где буки наконец начинают убирать свои кроны в зеленый наряд.

Она хочет, чтобы лес скрыл ее от посторонних глаз. Как хотелось бы ей стать маленькой и похожей на привидение, каким был Маркус, стать настолько бесплотной, что ни одному мужчине и в голову не пришло бы, что у нее есть тело.

Она подходит к дереву, под которым когда-то нашла зарытые часы, садится под ним, закутывается в плащ и начинает рыдать. Рыдания ее беззвучны. Они не прерывают пение птиц. Полевка роется у ее ног в прошлогодних листьях.

Мужайся, Эмилия.

Эмилия явственно слышит голос Карен, такой реальный и близкий, будто она неожиданно появилась в лесу и смотрит на дочь. Эмилия поднимает голову и смотрит вверх, затем, ощутив на лице тепло солнечных лучей, поднимает взгляд выше, к пологу буковых ветвей, еще прозрачному, как кружево, но уже обещающему будущее великолепие. И, глядя на кроны деревьев, на просвечивающее сквозь них небо, которое говорит о весне, об обновлении, Эмилия начинает наконец понимать, что именно об этом всегда старалась сказать ей мать.

Карен никогда не говорила о мужестве в повседневных житейских делах. И сейчас она вовсе не призывает дочь проявить твердость и стать женой Эрика Хансена. Напротив, только она и поняла, что это невозможно и почему этого нельзя допустить.

Карен не звала ее слишком громко, а ждала, приведет ли то, что началось в Росенборге, к прекрасному будущему, и это еще одно указание на то, какое именно послание она хочет передать своей дочери. Ведь Карен единственная из близких Эмилии понимает, почему жизнь без любви это не жизнь. И она не допустит, чтобы ее дочь прожила такую жизнь.

Карен говорит Эмилии:

— Мужайся, Эмилия, и приходи ко мне, где бы я ни была. Пусть у тебя достанет веры понять, что, когда ты придешь, я буду здесь и что, с тех пор как мы расстались, я всегда ждала тебя.

Сейчас Карен так близко, что Эмилия перестает плакать, на сердце у нее становится легко и все ее существо переполняет радость и облегчение, какие испытывают люди, когда после долгих поисков находят наконец то, чего искали, в собственном саду.