Максим Ивлев - Диктатор Одессы. Зигзаги судьбы белого генерала

Мы, приехавшие искать защиты у непобедимой силы французской армии, на границах зоны впервые испытали мучительное для нас ощущение бессилия победителей. И мы недоумевали, что это значит, как это понять. Как могли французы попасть в столь грязную лужу, получить это неожиданное посрамление от ничтожного отряда, наполовину состоявшего из разбойничьих банд, когда сил небольшого французского десанта и мощной артиллерии французских броненосцев, стоявших в порту, было вполне достаточно, чтобы стереть с лица земли самое воспоминание об этой сволочи. Увы, то же впечатление рокового бессилия победителей продолжалось до самого конца моего пребывания в Одессе, а «недоуменные вопросы» кончились лишь в ту минуту, когда я понял, что ставка на французов раз навсегда и притом безнадежно провалилась.

Во французскую зону нас пропустили сравнительно легко, а в «Лондонской» гостинице у моего спутника А.С. Хрипунова нашелся влиятельный приятель Н.Н. Богданович (впоследствии помощник одесского градоначальника), который без труда тут же устроил нам прием у Энно. Последний искренно обрадовался приезду членов Совета государственного объединения и немедленно предложил нам переехать в «Лондонскую» гостиницу, в реквизированный французскими властями номер, под защиту французского оружия, что мы немедленно исполнили, прописав на этот раз наши подлинные паспорта.

Оказалось, что приезд наш был как нельзя более кстати. Энно, встретивший нас чрезвычайно приветливо, как искренний друг России, жаловался нам на то, что в эту критическую минуту он остался один, без русских советников. Даже те, кто был раньше в Одессе, после вторжения петлюровцев поспешно уехали в Крым. Мы тут же составили телеграммы в Крым и Киев — звать всех членов нашей организации в Одессу. Энно выразил полное удовлетворение, просил нас остаться с ним в эти тревожные дни и начал с нами откровенную, чрезвычайно волнующую беседу.

С первых же слов мы убедились, что имеем дело с человеком, который прекрасно знает' и тонко понимает Россию, и при этом чрезвычайно ей предан и убежден, что восстановление единой и неделимой России необходимо для безопасности Франции в будущем. Мы тотчас поняли, что весь тот осведомительный материал, который мы привезли с собою в Одессу, совершенно бесполезен, так как Энно знает не меньше, а гораздо больше нас. Так, мы хотели осведомить его о связи германцев с петлюровцами. А он показал нам цитаты из своего рапорта министру иностранных дел Пишону, где говорилось, кто из петлюровцев, когда и сколько получил во время войны немецких и австрийских денег. Все характеристики отдельных лиц были совершенно точны. Он знал, кто из петлюровцев подкуплен и кто честен. От него не ускользнул ни тот факт, что Грушевский продажный негодяй, ни тот, что Петлюра убежденный, но наивный фанатик. C’est un esprit honnete dans le sens francais du mot, me comprenez vous? — Vous voulez dire bome? пояснил я. C’est ca, nous nous comprenons (Это честный ум — во французском смысле этого слова. Вы меня понимаете? — Вы хотите сказать — ограниченный? — Именно так, мы понимаем друг друга.).

Призрачность украинства была для него так же очевидна, как и для нас. Он ясными словами говорил Пишону, что это, во-первых, большевицкий маскарад, который может обманывать только наивных, а во-вторых, плод немецкой интриги, попытка немцев отыграться на Украине за проигрыш войны. Я знаю, говорил он, если мы не восстановим единую Россию, все наши победы сведутся к нулю; немцам нужно расчленить Россию, чтобы со временем иметь возможность нас раздавить.

Я слушал эти умные речи со смешанным чувством. Мне было и радостно, и страшно. Слава Богу, говорил я себе, у французов есть здесь представитель, ясно сознающий положение. Но вместе с тем я недоумевал, как это все делается французами на юге России как раз вразрез с этом ясным сознанием спасительного для России и Франции пути. Вспоминались дошедшие до нас еще в Киеве тревожные слухи о непрочности положения Энно.

Мысли, зарождавшиеся во мне по этому поводу, приняли совершенно ясную конкретную форму, когда я прочел Энно французский мемуар Совета государственного объединения, написанный мною и одобренный Советом, который поручил нам настоять на отсылке этого мемуара Пишону и Клемансо. Там мы указывали на международную опасность большевизма ввиду его всемирно-завоевательных стремлений. Мы доказывали ту простую, ясную для нас истину, что программа большевизма, составляющая его сущность, война против буржуазии всех стран. «Коммунизм, — говорилось в мемуаре, — существует или везде, или нигде». Если русский гражданин может быть владельцем недвижимости и капиталов во Франции или француз может владеть капиталом или землей в России, это значит, что нет коммунизма ни в Москве, ни где бы то ни было. Для большевизма поэтому всемирное осуществление коммунизма — вопрос жизни или смерти. И пока большевики у власти в Москве, все средства русского казначейства будут затрачиваться на пропаганду с единственной целью всюду зажечь междоусобную войну, которая теперь происходить в России.