Рафаэль Сабатини - Шкура льва

Мистер Дженкинс в приступе страха попытался смягчить ситуацию:

— Милорд, — заблеял он. — Милорд! Возможно, этот господин прав. Возможно… Возможно… — Он поперхнулся и обратился к мистеру Кэриллу: — Что, по-вашему, мы забыли на этот раз?

— Время, — отвечал мистер Кэрилл. Он увидел, как лица священника и Ротерби принимают вконец озадаченное выражение.

— Вы намерены изъясняться загадками? — сердито спросил его светлость. — При чем тут время?

— А вы спросите у святого отца, — предложил мистер Кэрилл.

Ротерби опять резко повернулся к Дженкинсу. Тот в немом изумлении беспомощно развел руками. Мистер Кэрилл беззвучно смеялся.

— Я не пойду замуж! Я не пойду замуж!

Это были первые слова, сорвавшиеся с уст дамы с тех пор, как мистер Кэрилл увидел ее. Они произвели на него самое благоприятное впечатление, ибо свидетельствовали о здравомыслии и рассудительности, пусть и проявившихся с некоторым опозданием. Кроме того, благодаря им он узнал, что у девушки грудное мелодичное контральто, хотя сейчас ее голосок звучал слегка надтреснуто.

— Скажите, пожалуйста! — то ли с обидой, то ли с наигранным изумлением изрек его светлость. — К чему столько шума? Гортензия, дорогая…

— Я не выйду замуж! — твердо повторила дама, глядя на Ротерби. В ее больших карих глазах читался вызов, голова была вскинута, а на бледном лице — ни тени страха.

— Не думаю, — подал голос мистер Кэрилл, — что вы могли бы выйти замуж, даже желая этого. Во всяком случае, не здесь, не сейчас и не при посредничестве вот этого господина. — Он с презрением ткнул большим пальцем в сторону Дженкинса, к которому теперь стоял вполоборота. — Вероятно, вы и сами это поняли.

Женщина содрогнулась, кровь прилила к ее бледному лицу. Но она держалась молодцом, и это так глубоко тронуло мистера Кэрилла, что его восхищение ею переросло в восторг.

Стиснув громадные челюсти, сжав кулаки и сверкая глазами, Ротерби в нерешительности стоял между Гортензией и мистером Кэриллом. Охваченный ужасом Дженкинс безвольно рухнул в кресло, а Гэскелл, как и подобает вышколенному слуге, смотрел на них — неподвижный и отрешенный, будто предмет обстановки.

Наконец его светлость опять повернулся к Кэриллу.

— Вы слишком много на себя берете, — с угрозой проговорил он.

— Чего много? — вкрадчиво осведомился мистер Кэрилл.

Вопрос привел Ротерби в замешательство. Он злобно выругался.

— Богом клянусь! — кипел милорд. — Я заставлю вас доказать основательность своих измышлений. Вы прекратите морочить голову этой даме. Прекратите, будьте вы прокляты! Или я вас насильно заставлю.

Мистер Кэрилл обворожительно улыбнулся. Все шло как нельзя лучше. Комедия, равной которой он не помнил с тех пор, как играл в студенческих постановках в Оксфорде десять с липшим лет назад, стремительно приближалась к развязке.

— Я-то думал, что дама, которая позвала меня стать свидетелем нынешнего… э… бракосочетания, — слово это он произнес исполненным осуждения тоном, — была содержательницей «Адама и Евы». Теперь же склоняюсь к мнению, что она — ангел-хранитель этой юной леди. Судьба, явившаяся на сей раз в облике добродетельной почтенной женщины… — Произнеся это, он с пугающей внезапностью оставил непринужденный добродушно-насмешливый тон. Британское воспитание не выдержало натиска галльского огня. — Давайте говорить начистоту, лорд Ротерби. Это бракосочетание — вовсе не бракосочетание, а подлое глумление. И этот мерзавец, достойный слуга своего господина, — никакой не священник. Мадемуазель, — продолжал мистер Кэрилл, обращаясь к перепуганной Гортензии, — эти злодеи ввели вас в чудовищное заблуждение.

— Сэр! — гаркнул, наконец, Ротерби, приведенный в чувство этим открыто высказанным обвинением, и схватился за рукоять шпаги. — Вы смеете говорить обо мне в таких выражениях?

Мистер Дженкинс поднялся на ноги и с глупым видом простер руку, пытаясь остановить его светлость. Стоявшая в стороне девушка созерцала эту картину широко раскрытыми глазами. Она затаила дыхание и прижала ладонь к груди, словно стремилась унять волнение.

А мистер Кэрилл, не моргнув глазом, принялся доказывать справедливость своего обвинения. Он снова заговорил слегка пренебрежительным тоном, исполненным едва скрытой насмешки, и, судя по всему, обращался к даме, желая скорее обрисовать ей положение, нежели подкрепить высказанные им упреки.

— Услышав шелест страниц молитвенника, переворачиваемых этим человеком, даже слепец понял бы, что содержание такого рода книг ему незнакомо. Взгляните-ка на нее! — продолжал Жюстен, хватая томик и поднимая его высоко над головой. — Совсем новая. Нигде ни единого следа прикосновений. Молитвенник куплен лишь для того, чтобы осуществить это бесчестное предприятие. Можно ли найти более явные доказательства тому, что человек этот — гнусный жулик?