Всеволод Соловьев - Изгнанник

Капитолина Ивановна несколько мрачно указала гостю на диван.

— Сядьте сюда, здесь вам будет удобнее.

А сама придвинула себе кресло, уселась и смотрела на Бориса Сергеевича пристальным взглядом. Ему решительно становилось неловко под этим взглядом.

«Пренеприятная старуха», — невольно подумал он. Но опять-таки было в ней что-то такое, что его заинтересовало.

— Теперь прошу вас объяснить мне, какое дело могло-привести вас ко мне? Зачем я вам понадобилась?

Ее взгляд сделался совсем строгим, и вопросительные знаки, т. е. брови, сдвинулись, образуя на лбу бесчисленные морщины.

— Если вы вспомните ваш последний разговор с Кондратом Кузьмичем Прыгуновым, то поймете, по какому случаю я решился беспокоить вас, Капитолина Ивановна.

Капитолина Ивановна из багровой сделалась совсем синей, так что становилось за нее почти страшно. Она пожевала губами и кинула теперь уже откровенно сердитый взгляд на гостя.

— Так-с, — произнесла она, — понимаю, понимаю теперь все. Но если это вы послали ко мне Прыгунова, то, полагаю я, вам известно и то, что я ему ответила?

— Известно…

— Так чего же вам еще от меня угодно?

— Вы сказали, что все умерли.

— Да-с!

— В таком случае, не будете ли так добры подробно объяснить мне, как они умерли.

— А зачем бы это знать вам, сударь? Только буду просить я вас, батюшка, не ведите вы со мною политику… Я, признаться сказать, терпеть этого не могу!..

— И я тоже этого терпеть не могу, — сказал вслед за нею Борис Сергеевич, улыбаясь своей кроткой улыбкой.

Она как-то поежилась и кашлянула. Дело в том, что этот нежданный гость помимо ее воли начинал производить на нее хорошее впечатление.

«Какое у него прекрасное и благородное лицо!» — подумала она про себя, но тотчас же и постаралась снова стать сердитой.

А Борис Сергеевич продолжал:

— Я прямо и откровенно скажу вам все, так будет гораздо лучше, или вот что — прочту я вам несколько строк одного письма.

Он вынул находившееся при нем письмо покойного брата и прочел все, что касалось Петруши и его матери.

— Та-а-к! — протянула Капитолина Ивановна, — но только все это напрасно…

— Как напрасно? — изумленно воскликнул Борис Сергеевич. — Мне тяжело осуждать умершего брата да и бесполезно это, он был, конечно, очень виноват, но видите — и сам страдал за свою вину, как это почти всегда бывает в жизни… Он поручил мне, насколько возможно, исправить сделанное им зло… Это предсмертная его просьба и, конечно, я не могу оставить ее без внимания — вы ведь понимаете это!..

— Так-с! — протянула опять Капитолина Ивановна. — Все это прекрасно, и, конечно, ваши действия достойны всякой похвалы — но, видите ли, батюшка, поздно уж очень!.. Как сказала я Прыгунову Кондрату Кузьмичу, так и вам повторяю, нет их на свете — умерли! Что же с этим поделаешь! Кому же вы благодетельствовать-то будете? И что я еще могу сказать вам? Вы узнали, не понимаю каким способом, что мне это дело известно, спрашиваете меня — я не отпираюсь. Да, батюшка, знала я, хорошо знала несчастную, соблазненную вашим покойным братом девушку. Была она дочерью воспитанницы моей матушки. Матушка воспитанницу свою выдала замуж, пристроила за человека хорошего, непьющего, ну, само собой, не за дворянина — купцом он был… Сашеньку я помню совсем маленькой… Жили они сначала в Москве, а затем отец ее получил в наследство лавку в Петербурге — вот и переехали они тогда. Да уж, видно, такова воля Божья — умер он там, а за ним и жена скоро. Осталась Сашенька сироткой, на руках у отцовской родни, да непутевые-то люди оказались, не уберегли ее… Подвернулся ваш братец, важный барин, собою красавец… Ну, как они там все это… вспоминать не хочу!.. Писала мне Сашенька, да долго скрывала от меня, а потом и не выдержала. А у меня к тому времени дело в Петербурге оказалось, я и собралась и поехала. Приехала и вижу: срам и позор! Она, конечно, что же… Девушка простая… (голос Капитолины Ивановны дрогнул). Обидеть ее и не церемониться с нею не грех важному барину! Может, у него и не одна она такая была… За честь должна была считать. Ну, а я-то вот, извините вы меня, за бесчестие почла. Объяснила ей все, послушалась она меня… Да и несчастная больно была… Увезла я ее. С тех пор ведь более тридцати годов прошло! Увезла я ее уж больную, и года не протянула моя Сашенька — скончалась… А за нею и мальчик… Вот вам и весь мой сказ!..

Борис Сергеевич покачал головою и пристально, будто магнетизируя Капиталину Ивановну, стал смотреть ей в глаза. И чудное дело — не выдержала она его взгляда, неловко ей так под ним стало.