Всеволод Соловьев - Изгнанник

Борис Сергеевич огляделся. Он был среди маленького дворика, почти заросшего травою. Слева от него было крылечко, ведшее в дом, справа сарай, из которого вдруг донеслось мычанье коровы. Между сараем и домом шел заборчик садика. На дворе бродили куры.

Скоро вернулась служанка и сказала:

— Пожалуйте в гостиную, Кондрат Кузьмич сейчас будут.

Борис Сергеевич поднялся по скрипящим ступенькам крылечка. Служанка отперла дверь — он очутился в маленькой и низенькой передней, все украшение которой состояло из большого ларя. Затем перед ним отворилась дверь, и он вступил в зальцу. На него пахнуло спертым воздухом. Несмотря на май месяц, окна были заперты. По стенам стояли старые плетеные стулья, на окнах горшки с цветами. Низенькое фортепьяно красного дерева, этажерка с нотами. В правом углу висела огромная икона под стеклом, в серебряной ризе, с зажженной лампадой.

— В гостиную пожалуйте! — повторила служанка.

Борис Сергеевич прошел в следующую комнату. Та же незатейливая, бедная обстановка. Маленькая комната в два окошка, на окнах кисейные занавески, старое зеркало с вычурным подзеркальником, на нем дешевенькие часы, два букетика искусственных цветов в вазочках. Посреди комнаты, на крашеном вылощенном полу рукодельный коврик. Диван с жестким сиденьем, несколько кресел, стеклянный шкафик с чашечками, серебряным молочником и фарфоровыми куколками. На темных дешевых обоях две-три старые гравюры — вот и все.

Из соседней комнаты выглянула худенькая, с острым носом, бледным морщинистым лицом и умильно сжатыми губами женщина. Борис Сергеевич хотел было поклониться ей, но она уже исчезла.

Он сел в кресло и ждал.

Ждать пришлось недолго, в гостиную вошел хозяин. Теперь Кондрат Кузьмич был уже совсем старик за шестьдесят лет, маленьк>о>го роста, коренастый, с коротко обстриженной седой головою, с упрямым выпу>к>лым лбом, густыми бровями над маленькими, неопределенного цвета глазами. У него был широкий, как-то четырехугольный нос, выдающийся подбородок. На гла>д>ко выбритом, лоснящемся лице две-три бородавки. Одним словом, он был некр>а>сив, и если в юности казался букой, то теперь уже совсем имел вид неприветл>и>вого и злого старика.>

На нем был надет длиннополый потертый сюртук, его толстые щеки подпирал высочайший туго накрахмаленный воротничок с острыми, выступающими чуть ли не до половины щек углами, одним словом, так называемый «фатермердер». Шея была обмотана длинным черным фуляром, в петличке сюртука красовалась Владимирская ленточка.

Кондрат Кузьмич вошел в гостиную спокойным шагом, крепко ступая своими короткими ногами, с изумлением взглянул на незнакомого гостя, вставшего ему навстречу, и проговорил несколько глухим голосом:

— По какому делу пожаловали, сударь? Чем могу служить? Прошу — присядьте…

Он указал на кресло, сам сел в другое, вынул из кармана большую круглую табакерку, открыл ее, привычным движением всадил в обе ноздри щепотку табаку. Затем вытерся клетчатым фуляровым платком и склонил голову, выставив вперед правое ухо, на левое он плохо слышал.

Борис Сергеевич назвал себя. Прыгунов поднял голову, зорко взглянул на гостя своими маленькими глазками и сказал:

— Радуюсь чести видеть вас, сударь, довольно наслышан… И еще батюшку вашего покойного и матушку в молодости видать приходилось… Только не знал я, что вы в Москве жительствуете, не знал я этого.

И он запнулся.

— Я из Сибири, — сказал Борис Сергеевич, — только что приехал…

— Так-с, так-с! — проговорил Прыгунов. — Чем могу служить?

— Мне о вас много говорили… Мне бы хотелось попросить вашего совета и указаний по поводу одного, как вам сказать, одного очень деликатного дела…

Кондрат Кузьмич опять выставил вперед правое ухо.

— Рекомендоваться и восхвалять себя не стану, — сказал он, — всякие дела перебывали у меня в руках. Изложите мне ваше дело, государь мой, если я могу что — возьмусь, ежели нет, так прямо и заявлю вам… И во всяком разе, что бы вы ни изволили мне сообщить, смею вас уверить — это останется между нами.

Он поднялся с кресла, запер обе двери в гостиную, снова набил себе нос табаком, уселся и проговорил:

— Извольте излагать дело — я слушаю…

Борис Сергеевич изложил ему дело. Выслушав все, Прыгунов задумался.

— Да-с, государь мой, с первого-то раза трудненько кажется, никаких нитей, не за что уцепиться… Надо будет подумать.

— Да вы свободны, Кондрат Кузьмич? — спросил Борис Сергеевич.