Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 2

И Дик зашагал к дому оружейника. Он прошел прямо в мастерскую, где встретил хозяина и поздоровался с ним. Оллан спокойно ответил на его приветствие.

— Ну, что, — сказал Маттерн, — не прав ли я был относительно того чужеземца?

— Совершенно прав! — подтвердил мастер.

— Мне пришло в голову, что теперь вы, пожалуй, возьмете меня к себе обратно.

— Отчего же нет? Если вы исполните одно условие.

— Все, какие вам угодно, мастер! — поспешно подхватил Дик. — Но у меня к вам еще одна просьба. Если уж мы с вами разговорились по душам, то я хотел бы попросить у вас руки вашей дочери Вилли!

— Хорошо, мы потолкуем об этом после, я не отказываю вам пока, тем более, что наши намерения отчасти сходятся между собой. Пельдрам только что был здесь. У него точно такие же виды на Вилли, как и у вас…

— У этого?…

Дик запнулся.

— Значит, он — ваш соперник.

— Черт бы его побрал!…

— Но в этом человеке есть то, из-за чего его нельзя спровадить со двора!

— О, я понимаю!

— Тем лучше! Значит, ваше дело избавиться от соперника, и, если это случится, я опять возьму вас к себе мастером и тогда мы поговорим насчет Вилли.

— Прекрасно… но…

— Вы хотите сказать: как вам разделаться с ним?

— Вот именно!

— Это уж ваша забота, Дик. Может статься, меня вынудят заявить, что вы были заодно с Киприаном.

— Что вы? Что вы?..

— Так что, избавляйся от соперника, или попадай ему в когти.

— Я подумаю, — проворчал Дик и ушел.

Самонадеянно заговорил он сегодня с Пельдрамом и победоносно явился к Оллану, но Пельдрам сбил с него спесь, а Оллан повернул все дело в другую сторону.

На обратном пути Маттерн обдумывал случившееся. Вероятно, он не принял еще никакого решения, когда невольно оказался около жилища Пельдрама, но, поколебавшись, собрался с духом и вошел в дом.

Валингэм все не хотел понять намерения Елизаветы относительно Марии Стюарт, и она решила обратиться к другим придворным, выбрав для этого секретаря Девисона. Его обязанность состояла преимущественно в том, чтобы излагать королеве содержание бумаг, подаваемых ей на подпись. Поэтому они во время его доклада часто оставались вдвоем, это и послужило Елизавете поводом намекнуть ему о своих желаниях.

Однажды, по окончании занятий с бумагами, Девисон только что собирался удалиться из королевскою кабинета, как государыня сказала ему:

— Погодите немного! Вы не захватили сегодня с собой приказ о казни?

— Не захватил, ваше величество, — ответил Дэвисон. — Прикажете принести?

— Нет, не надо, — приветливо ответила королева, — это не к спеху; кроме того, Валингэм перепугался бы до смерти, если бы вы принесли ему этот документ с моей подписью.

И Елизавета засмеялась своей шутке.

Дэвисон, в высшей степени честный человек, сохранял полнейшую серьезность. Он невольно удивился тому, что Елизавета сама завела сегодня речь о кровавом приказе, о котором уже столько времени ей никто не смел заикнуться.

Не дождавшись ответа, королева вздохнула, признавшись:

— Я достойна сожаления! У меня нет верных слуг.

Дэвисон поклонился, не зная, что сказать, а затем нерешительно произнес:

— Ваше величество, я полагаю…

— О, мой упрек не относится к вам! — поспешно перебила королева. — Я знаю вас. Но Валингэм, рыцарь Полэт и многие другие энергичны только на словах и медлительны в деле.

— Я, право, не понимаю, ваше величество…

— Тем не менее это — истинная правда. Несчастная женщина, доставляющая мне столько хлопот, должна умереть… Между тем никто не хочет снять с меня бремя, почти непосильное для моих плеч. Эти господа присягали мне, но, кажется, у них нет охоты действовать согласно принятой присяге.

Тут Дэвисон понял, куда клонит королева, однако промолчал.

Елизавета пристально всматривалась в него.

— Если бы кто-нибудь, — продолжала она, — сообщил о моих желаниях Амиасу, то, может быть, он согласился бы тогда положить конец всем тревогам.

— Вы приказываете, ваше величество, чтобы я взялся за это? — спросил Дэвисон.