Борис Васильев - Ольга, королева руссов

– Объясни мне, почему ты отправилась с утешениями к великому князю?

– Я уже говорила тебе, Свенди, – недовольно вздохнула Ольга.

– Что ты говорила?

– Я сказала: «А если родится девочка?»

– Какая девочка?

– У нас с тобой, Свенди. Представляешь, что было бы, если бы после гибели Игоря родилась девочка?

– Наверно, под броней тупеют, – помолчав, сказал воевода. – Но я опять так ничего и не понял. Ну, родится девочка, вырастет, мы выдадим ее за хорошего воина…

– А кто будет править княжением, пока мы с тобой будем выращивать невесту для хорошего воина? – Ольга уже с трудом сдерживала себя от выплеска княжеского гнева. – Чьим именем мы станем управлять Киевскою землей? Да все славянские племена немедля восстанут, потому что в их глазах мы не имеем никакого права на правление в Киеве.

– У меня лучшая дружина…

– На всех славян ее не хватит, Свенди. – Ольга опять вздохнула. – Вот почему я призналась Игорю, что понесла.

– Что?!

– От него, от него, – поспешно пояснила Ольга. – И Кисан это подтвердил.

– Как подтвердил? – опешил Свенельд.

– Спасал свою шкуру, Свенди, – усмехнулась великая княгиня. – Я обещала жизнь ему и его потомству, и, кто бы теперь у нас с тобой ни родился, Игорь уже признал себя отцом.

– А я?… – помолчав, тихо спросил воевода. Ольга невесело усмехнулась. Потом сказала:

– Этой ценой мы узаконили наше дитя. Узаконили, мой Свенди. Смирись. Это не так трудно, у тебя есть дети. И будут внуки и правнуки. А кровь конунга Олега Вещего не должна угаснуть никогда. Ольгови-чи, а не Рюриковичи будут править этой землей, пока над нею восходит солнце.

– Да, королева русов. – Свенельд подавил вздох. – Пришла пора уйти в иной мир князю Игорю. И душа его будет бесконечно бродить во мраке и холоде, а не пировать вместе с воинами у священных костров Вальхаллы.

– Нет, Свенди, – твердо возразила Ольга. – Сначала должен родиться ребенок, которого Игорь поднимет на руках перед всеми боярами по закону русов. Вот после этого и пробьет его смертный час.

Свенельд долго ходил молча, несогласно хмурясь. Потом сказал:

– Прости, но я уведу из Киева дружину. Она вся кипит после боя Ярыша. Я уже говорил с Берсенем, и это – его совет.

– А что скажет великий князь? Воевода позволил себе улыбнуться:

– Он скажет то, что ты вложишь в его уста, королева русов.

Ярыш поправлялся медленно. Правда, он уже не кашлял кровавыми сгустками, но был еще очень слаб, почти ничего не ел, зато пил охотно и помногу. Ему подмешивали в питье снадобья, которые рекомендовал знахарь княгини Ольги, озабоченно качая при этом голым черепом с чубом на макушке. Больного прятали в дальних глухих покоях, о которых знала только старая, проверенная челядь самой Ольги. Великая княгиня навещала его каждый день, просила отлежаться, уверяя, что могучая сила непременно вернется в его избитое тело.

– Нет, наша королева, не надо со мной лукавить, – улыбаясь через силу, говорил Ярыш. – Это – плата за победу. Но ведь – за победу!…

В прерывистом голосе его звучала откровенная гордость, и княгиня страшилась признаться старому другу детства, что тотчас же после поединка помчалась утешать великого князя. Боялась, что Ярыш не поймет ее, не одобрит, а главное, будет глубоко разочарован. И повелела молчать всем, кто знал об этой поездке в византийском паланкине.

А возвращаясь от Ярыша, она непременно заходила к спасенным внукам Зигбьерна. Двум мальчикам, пока еще очень тихим и задумчивым, Сфенклу и Ик-мару. Они уже робко улыбались ей, но глаза были отсутствующими, и великая княгиня понимала, что сейчас видят эти глаза и какие звуки терзают детские души. Рев пламени горящего дома и рев неожиданно, среди ночи напавших вооруженных людей, и тонущие в этом реве, как в пучине, крики женщин и плач детей. Яркие вспышки пламени и отблеск мечей, внезапно им освещенных, вырванных из окружающего мрака. Мать с отцом, плечом к плечу с мечами в руках. Гибель матери и отца и длинный, мучительно страшный путь через поля и перелески подальше от родного дома…

Такое никогда не забывается, такое снится в беспокойных снах юности и в ночных кошмарах стариков всю оставшуюся жизнь. Княгиня знала об этом, почему строго наказывала старшей няньке Статне никогда не спрашивать мальчиков о той ночи и о родителях.

А яростно бесстрашной рабыне неизвестного племени, подаренной византийскими купцами, великая княгиня повелела защищать внуков Зигбьерна, не щадя жизни, и обещала за это свободу. Айри низко поклонилась ей в ответ на это обещание, но сказала: