Александр Грязев - Калифорнийская славянка

— Возьми с собой в дорогу Евангелие, Псалтырь, да писания святых отцов наших, — продолжал отец Галактион. — Начинай каждый свой день и заканчивай Иисусовой молитвой. Она — самое сильное оружие против умыслов врага. Ну, а в книгах сих — мудрость. Святые отцы в писаниях своих много мудрых мыслей нам оставили… Вот, говорит Иоанн Златоуст, что всё земное, что окружает человека: дома, земля вчера принадлежали одному, сегодня — другому, завтра — третьему. Всё переходит из одних рук в другие и ничто не вечно. А что же вечно? Душа. Только о ней и надо заботиться, говорит он. И в Евангелии сказано: какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей навредит… Так что берегись, Иван, стяжания благ, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его денег и всякого имения. Сокрушай чревоугодие, тщеславие, а мир душевный сохраняй неосуждением и молчанием.

Многое, о чём говорил отец Галактион, Иван давно знал, но он знал и то, что от повторения святые истины не стареют, а приближают человека к Богу и помогают в многотрудной земной жизни.

— Вера наша православная всегда стояла и стоит на любви ко всякому, кто создан по образу и подобию Божию, — по-отечески мягко проговорил отец Галактион, взяв с полки толстую старинную книгу и раскрыв её. — Апостол Павел в Первом своём послании коринфянам так писал: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я — ничто. Любовь долготерпелива и милосердна, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, языки умолкнут, и знания упразднятся»… Ты, брат Иван, будешь жить среди разных людей. А посему помни и говори сам себе: пусть будет так, чтобы я вносил любовь туда, где ненависть, чтобы я прощал, где обижают, чтобы я воздвигал веру, где давит сомнение, чтобы я возбуждал надежду, где мучает отчаяние, чтобы не меня любили, но чтобы я других любил. Ибо кто даёт, — тот получает… Следуй этим правилам святых отцов наших и душа твоя спасена будет, в ней поселится мир да благодать. Я же тебя благословляю на твой дальний путь и труды — во благо твоё и во славу Божию.

Отец Галактион поднялся с лавки, осенил крестным знамением стоящего перед ним Ивана Кускова, и они троекратно, по-православному обычаю, облобызались.

— В Устюг приедешь, то иди сразу в Успенский храм. Там найди отца Алексия. Он мой сродник, у него и побудешь, а на постоялый двор не ходи. Я же отцу Алексею обо всём тут в грамотке отписал, — подал Ивану бумагу отец Галактион.

— Спаси, Господи, батюшка, — поблагодарил священника Иван. — Обещаю, что никогда не забуду бесед твоих и доброту твою ко мне, грешному.

— Ступай с Богом, Иван, да отпиши ко мне, когда устроишься в сибирской стороне или с какой оказией о том знать мне дай. А я за тебя тут молиться буду. Да хранит тебя Господь.

— Непременно, отче, отпишу. Спаси, Господи, — опять поклонился Иван и вышел из кельи отца Галактиона.

…В тот же день Иван Кусков стал собираться в дорогу. Вечером к нему пришли Митяй с Петром. Они поделили по-братски деньги от продажи общей доли рассольной трубы, а утром следующего дня, оставив на попечение братьев отцовский дом, отправился Иван Александров сын Кусков с товарным обозом в Устюг Великий, где на днях начиналась большая ярмарка.

По одному ему известной тропке меж деревьев и зарослей низких кустов шёл индеец-дозорщик, за которым следовали мужчины макома во главе с Алёной и Манефой-Шакой.

Вот воин остановился, подняв руку, прислушался, потом снова махнул рукой, и все продолжили движение, а, выйдя из леса на открытое место, поросшее лишь невысоким кустарником, передвигаться стали, пригибаясь к земле и, наконец, вышли к дороге, что вела от плантации к испанской крепости.

Дозорщик поспешил дальше, а все остальные спрятались в кустах по обеим сторонам дороги. Вскоре разведчик вернулся и жестами показал, что индейцы под охраной солдат возвращаются с работы…

…Как всегда молча, толпа индейцев брела по пыльной дороге. Впереди шагали два солдата с ружьями, а позади толпы шли тоже двое вооруженных испанцев. Замыкал шествие лейтенант Лопес, восседая на лошади. Было тихо. И только шуршание песка под ногами людей, да топот конских копыт нарушали эту тишину.