Алексей Кирносов - Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове

— Они силачи! — возразил Лёня. — Мой папаша тоже бурлаком был, пока грамоте не выучился. Мы сперва в деревне Бутырки жили, потом в Яранск перебрались. А папаша и матросом был, и грузчиком, а потом стал писарем. Папаша сильный, не смотрите, что такой тощий…

Капитан сказал:

— Это несомненно. Александру Григорьевичу ото всех уважение причитается.

Вгляделся Лёня в бечеву бурлаков, горстку согнутых людей, силой спин своих влекущих тяжёлую баржу с товаром. Представил себя на том берегу, с лямкой поперёк груди…

— Разве нельзя столько пароходов понастроить, чтобы не надо было больше баржи народом тянуть?

— Выходит, пока ещё нельзя, — сказал капитан.

— А что? Царь не разрешает?

С детства слышал он, что царь, правящий Россией, может всё. Что захочет — разрешит, а что ему не по нраву — запретит, и никто возразить не посмеет. Даже войну может начать.

Капитан отмахнулся от такого вопроса:

— Его величество царь об других делах думает… Людей грамотных не хватает на Руси нашей, отрок. Лес имеется, железо имеется, уголь и руды всякие. Но чтобы пароход построить и по реке его пустить, тут очень учёный человек надобен. Инженер называется.

Капитан произнёс редкое слово с большим уважением.

И сразу сильно захотелось Лёне стать таким учёным человеком, который называется инженер [1] Здесь и далее разрядка заменена на курсив — прим. верстальщика . и может построить пароход. Но и заробел он немножко: крестьянскому сыну такого хотеть можно ли?

Осмелился спросить у капитана:

— Дядя-капитан, а если долго учиться, на такого инженера каждый может выучиться?

— Ну, нельзя сказать, что каждый, — задумался капитан. — Однако терпеливому, усердному и верящему сей подвиг доступен.

— Я сильно хочу научиться пароходы строить, — признался Лёня. — Столько их понастроить, чтобы ни одного бурлака не осталось ни на Вятке, ни на Каме, ни на самой Волге!

Налетевшим ветерком вышибло у него из глаза слезу.

Лёня сомкнул веки, и представилось вдруг, как плывут по синей реке пароходы всех фасонов — и для товаров, и для людей путешествующих, и буксирные. Все светлые, разными узорами изукрашенные, а на мачтах цветные флажки бьются под ветром. Они в реке, как в зеркале, отражаются, а по берегам стоят жители в нарядных одеждах, платочками от удовольствия машут…

Лёня открыл глаза и решительно сказал:

— Я буду много трудиться. Я терпеливый!

Капитан погладил его по волосам:

— Большая у тебя душа, отрок милый, много ты добра людям принесёшь. Учись, строй пароходы, освободи народ от бурлацкой повинности. Я, отрок милый, тоже в молодые годы бурлаком ходил. Знаю, что нет этого труда каторжнее…

Капитан поглядел из-под руки на баржу, крикнул зычным голосом:

— Эй, мечтательная! Шевели бабайку!

Женщина встрепенулась, налегла на рулевое весло. Баржа вошла в след пароходика, и снова побежали они ровно друг за дружкой по реке Каме.

Когда попили чаю и мамаша убрала посуду, Александр Григорьевич, вздув огонь в керосиновой лампе, привычно разложил бумагу и перья.

— Тебе бы отдохнуть, Александр Григорьевич, — посоветовала мамаша. — Много ли в нас осталось здоровья…

— Я не устал, Маша. Сидя пишу, хребта не натруждаю.

— Глаза пожалей. Как они у тебя выдерживают?

Папаша отложил перо в сторону:

— А господин директор училища пожалеет нас, если я ему почерком не угожу? Помнишь, в письме, полученном нами из Елабужского реального училища, сказано ясно: «Почерк должен быть образцовым, в противном случае просим не беспокоиться».

— Образцовее твоего почерка и найти небось немыслимо, — возразила Мария Ивановна.

— Это в городе Яранске, — усмехнулся Александр Григорьевич. — А нам не известно, какие в каллиграфии достигнуты рубежи елабужскими писарями. Трудно надеяться, что я там в Яранске их превзошёл. А ведь детей учить надо, Маша.

— Это оно так.

Мария Ивановна достала вязание, присела задумавшись, и вспомнилось нелёгкое житьё в малюсеньком городе Яранске.

Прокормить семью из шести человек писарь, конечно, мог, но вот дать детям образование — это вырастало в проблему. Образование было не бесплатным. В реальном училище брали за ученика сто рублей в год. За двоих мальчиков, как следует из правила сложения, двести. Папаша зарабатывал в лучшие месяцы до сорока рублей, это — четыреста восемьдесят рублей в год. Можно ли от них отнять двести? Невозможно, когда каждый рубль распределён и на учёте.