Александр Шеллер-Михайлов - Дворец и монастырь

— Другая болезнь была, — сказал лекарь, — от простого вереда не умирают.

Он уехал в Москву и доложил с усмешкой великой княгине:

— На стегне болячка, а лежит в постели!

— Я так и знала, — сказала Елена. — Прикинулся больным, чтобы в Москву не ехать. Что ж, болезь пустая — скоро пройдет, значит. Пошлем еще справиться. Авось полегчает.

К князю Андрею Ивановичу прибыли новые посланцы из Москвы и снова застали его в постели. Но им нужно было узнать не о его здоровье, а о том, нет ли у него чужих людей и почему собственно он в Москву не захотел ехать. Подозрительным показалось им то обстоятельство, что княжеские хоромы были теперь полны посторонним народом, понаехавшим к князю с разных концов.

— Вот узнали, что князь нездоров, справиться приехали, — коротко пояснили приезжие на все расспросы, почему они собрались сюда.

Объяснение было просто и ясно, но не трудно было заметить, что все эти люди таинственно переглядываются и шепчутся между собою.

— Толкуем вот о недуге князя. С такой болезни государь великий князь Василий Иванович и в гроб сошел, — снова уклончиво пояснили приезжие московским посланцам на вопрос о том, о чем все совещаются в хоромах княжеских.

Опять ответ был и прост, и ясен, а в палатах княжеских по углам уже составлялся целый заговор. Только князь еще не участвовал в нем и малодушно думал отлежаться от беды и опалы.

Посланцы выведали и высмотрели все, что могли, но от слуг и от приближенных князя Андрея многого узнать было нельзя. Все держались стойко и не вызывали ничего ни словом, ни намеком. Они были заняты обсуждением своего заветного дела и умели хранить тайну. Великой княгине ее шпионы могли только донести, что у князя Андрея есть лишние люди, которых обыкновенно у него не бывает. Говорить же эти люди ничего не захотели, видно, не смели.

— А все же в Москву он приедет, — решила великая княгиня и приказала снова послать к нему и звать его в Москву.

Получился тот же ответ: нездоров и приехать не может.

Послали за ним в третий раз и приказали сказать, чтобы ехал непременно, несмотря на недуг. Тревога князя и его близких возросла до последней степени. Собрал князь всех на- совет, что делать. Шумно говорили все в страшном возбуждении, споря и доказывая друг другу, что и как сделать. Одни предлагали самые смелые планы, другие советовали мягко списаться с великим князем. Княгиня была на стороне первых, пылая ненавистью к правительнице; князь Андрей склонился на сторону последних и послал свой ответ к племяннику-государю с князем Федором Пронским. Глубоким страхом и унижением дышал этот ответ перепуганного государева дяди.

«Ты, государь, — говорил князь Андрей, — приказал нам с великим запрещением, чтоб нам непременно у тебя быть, как ни есть; нам, государь, скорбь и кручина большая, что ты не веришь болезни нашей и за нами посылаешь неотложно; а прежде, государь, того не бывало, чтоб нас к вам, государям, на носилках волочили. И я от болезни и от беды, с кручины отбыл ума и мысли. Так ты бы, государь, пожаловал показать милость, согрел сердце и живот холопу своему своим жалованьем, чтобы холопу твоему вперед было можно и надежно твоим жалованьем быть бесскорбно и без кручины, как тебе Бог положил на сердце».

Князь Пронский с небольшой свитой дворян и челядинцев, не особенно спеша, ехал в Москву с этим униженным ответом, где дядя великого князя называл себя его холопом, а из той же Старицы уже скакал во весь дух другой гонец, но скакал не от князя Андрея, а по своей воле с доносом к князю Ивану Федоровичу Овчине-Телепневу-Оболенскому. Донос был от одного из Андреевых детей боярских, от князя Голубого-Ростовского.

Князь Иван Овчина получил этот донос перед ночью и тотчас же отправился сообщить великой княгине его содержание.

— Что случилось, Ванюша? — тревожно встретила брата боярыня Челяднина. — Государыня-то, я чаю, започивала.

— Все равно, — резко ответил князь Иван, не отвечая на вопрос сестры. — Дело спешное. Часу нельзя упустить.

— Ах ты, Господи! — воскликнула всполошившаяся боярыня. — Да что же стряслось? Уж не Шуйские ли…

— Иди! Иди! — поторопил ее князь Иван, грубовато повертывая ее за плечи. — Ох, уж эти бабьи расспросы…

Она вошла доложить великой княгине, а князь Иван тревожно заходил из угла в угол. Он искусывал свои усы, соображая уже весь план действий. Он не боялся неуспеха, но понимал, что медлить нельзя. Наконец вернулась его сестра, и через несколько минут князь Овчина был уже в знакомой ему опочивальне. Елена была, видимо, взволнована и заторопила князя, забросав его вопросами о том, что случилось.