Н. Северин - Последний из Воротынцевых

— Вы ей дали приданое, дом, кажется?

— А также клочок земли в Царском.

— В награду за услуги?

— Да, за услуги.

— Это она ведь распорядилась распустить слух о смерти ребенка, родившегося за несколько часов до кончины вашей супруги, и отвезти его в воспитательный дом? — спросил граф.

Воротынцев утвердительно кивнул.

— Она поступила таким образом по своему собственному побуждению, а не по вашему приказанию?

— Да, по своему собственному побуждению, но ее поступок я одобрил и наградил ее за него, — твердо, точно вперед заученный урок, возразил Воротынцев.

Опять наступило молчание. Граф обдумывал вопросы, которые ему оставалось предложить своему собеседнику, а Воротынцев терпеливо ждал, не проявляя при этом ни страха, ни смущения. Ничто не выдавало испытываемой им нравственной пытки. Усилием воли ему удалось совладать с нервами; все черты его лица, невзирая на озноб, пробегавший по его телу, хранили обычное величавое спокойствие, и нижняя его челюсть не дрожала больше. Сидел он неподвижно.

Не шелохнулся Воротынцев даже тогда, когда маленькая потайная дверь между шкафами, позади его кресла, тихо растворилась и в образовавшемся отверстии появилось бледное продолговатое лицо с длинными черными усами и глубокими темными глазами. Граф же немедленно поднял голову при появлении своего помощника и, на мгновение зажмурившись, отрицательно покачал головой на предложенный ему немой вопрос. Бледное лицо мгновенно скрылось, а граф, переждав еще немного, отложил в сторону бумагу с пометками на полях, которую он просматривал, и, устремив на Воротынцева пристальный и пытливый взгляд, произнес торжественно, отчеканивая слова:

— Государь император вас всегда удостаивал своим благоволением, Александр Васильевич. Ваша супруга была одна из любимых фрейлин императрицы. Ее отец, князь Молдавский, оказал важные услуги отечеству. Наконец, у вас есть дочь, которая до сих пор пользуется милостями августейшей семьи. Припомните, вас, может быть, ввели в заблуждение? Вы, может быть, имели основание предполагать, что первой вашей супруги уже нет в живых, когда вы вступили во второй брак? Она была женщина болезненная и, кажется, страдала умственным расстройством?

Ответа на эти вопросы не последовало — Воротынцев, сдвинув брови, не разжимал губ.

Тогда граф, подождав с минуту, продолжал:

— Эта женщина, Маланья Тимофеева, может быть, с умыслом давала вам неверные сведения о своей госпоже и, зная ваши чувства к княжне Молдавской, может быть, с умыслом сообщила вам раньше времени о смерти вашей супруги, безнадежное состояние которой ей было лучше, чем кому либо, известно? Припомните, — повторил он настойчиво.

Но и на это Александр Васильевич ни слова не возразил. По его опущенным векам пробегал трепет, а нижняя челюсть снова слегка задрожала.

— Она — очень решительная особа, эта Маланья Тимофеева, — снова начал граф, меняя торжественный тон на добро душно-иронический. — Хватало же у нее смелости объявить новорожденного младенца мертвым, когда он был жив, да еще при этом искусную mise eu scène [22] Театральная постановка. устроить — уложить в гроб с покойницей куклу из тряпок, с целью ввести в заблуждение окрестное население. Да уже одно то, что она самовольно так распорядилась, доказывает, что она и на многое другое была способна.

Опять он смолк в ожидании ответа. Но Александр Васильевич точно окаменел. На его мертвенно-бледном лице ни одни мускул не шевелился.

Граф взглянул на стоявшие перед ним настольные часы. Стрелка дошла до двенадцати, беседа с Воротынцевым длилась уже два часа.

— Вам, может быть, удобнее ответить мне письменно? — сказал Бенкендорф. — В таком случае мы можем подождать ваших показаний до вечера. Сегодня государь в театре, и я поеду с докладом во дворец часов в одиннадцать, не раньше.

Точно внезапно очнувшись от сна, Воротынцев вздрогнул и автоматическим движением поднялся на ноги.

— Ваше сиятельство, — начал он твердым и громким голосом, — покорнейше прошу вас передать государю императору мою глубокую признательность за его милость ко мне, но сообщить мне вам больше нечего. По чистой совести должен сознаться, что никто меня в заблуждение не вводил, и женился я на княжне Молдавской, зная, что моя первая жена еще жива.

Последние слова он отчеканил особенно ясно и медленно.

— У вас есть семья, Александр Васильевич, — вполголоса заметил граф.

— Свою вину перед дочерью князя Молдавского и перед его внуками я сумею искупить, ваше сиятельство, — высокомерно возразил Воротынцев.