Н. Северин - Последний из Воротынцевых

Описав свою встречу с этой девушкой, которую он и теперь, как двадцать лет тому назад, называл Марфинькой, рассказав про то, как они сблизились и полюбили друг друга, Александр Васильевич все тем же спокойным тоном, точно речь шла не о нем, а о постороннем человеке, приступил к описанию своей первой стычки с Федосьей Ивановной [21] См. роман «Воротынцевы». .

— Страсть моя со дня на день разгоралась, мне казалось, что я с ума сойду, если не удовлетворю ее. В усадьбе я был единственным полновластным хозяином. Не только в доме, но и на десятки верст кругом все было мое — и земля, и люди. Это обстоятельство придавало мне еще больше смелости.

— Так, так, — медленно кивая седой головой, прошептал граф.

Не в первый раз приходилось ему выслушивать исповеди, начинавшиеся заявлением, подобным этому. Ему лучше, чем кому либо, было известно, до каких гнусных крайностей доводит опьянение властью даже самых добрых и мягких людей, а Воротынцев был далеко не из таких.

— Я знал, — продолжал между тем Александр Васильевич, — что если мне даже и встретится кто-нибудь в коридоре, когда я пойду ночью в спальню Марфиньки, достаточно будет одного моего взгляда, чтобы заставить этого человека бежать без оглядки и молчать о виденном. Дворню, порядочно-таки набалованную моей прабабкой, мне в эти два месяца удалось подтянуть. Но у дверей спальни мне стала поперек дороги эта старуха Федосья. Что тут произошло между мною и ею, я до сих пор хорошенько не понимаю; одно только помню ясно — это то, что я даже и пальцем ее не тронул. Страсть, кипевшая во мне, внезапно стихла, и я вернулся к себе, даже не пытаясь насилием достигнуть цели. Я решился ждать, чтобы Марфинька добровольно отдалась мне. И это непременно так и случилось бы. Сама того не сознавая, она была влюблена в меня до безумия. Но старуха задумала во что бы то ни стало спасти от меня Марфиньку и уговорила ее бежать из Воротыновки. Ничего не подозревая, я на целый день уехал в соседнее имение, и этим воспользовались, чтобы потихоньку отправить Марфиньку в город. Все было проделано так ловко, что, когда управитель узнал об этом, Марфиньки и след простыл. Предвидя, что мой гнев обрушится на него, он от страху совсем потерял голову и стал допрашивать старуху под розгами. В ту же ночь она умерла.

— И вы полагаете, что причиной ее смерти было вынесенное ею истязание? — спросил граф.

— Да, я в этом уверен, — ответил Воротынцев. — Федосье было около восьмидесяти лет. Я был так потрясен этой неожиданной катастрофой, что поклялся умирающей жениться на той, которую они все там называли «своей барышней». И свою клятву я исполнил.

Наступило молчание. Граф пригнулся к папке, наполненной бумагами и лежавшей перед ним, отыскал между ними исписанный кругом лист и стал перечитывать его. Воротынцев же, все с тем же надменным спокойствием и не меняя своей комфортабельной позы в глубоком вольтеровском кресле, уставился взглядом на большой портрет императора Александра Павловича в широкой золотой раме, занимавший простенок против того места, где он сидел.

Александр Васильевич казался очень заинтересованным этим портретом и рассматривал его с большим вниманием, но от наблюдательности графа, который по временам украдкой взглядывал на него, не ускользали ни растерянность, выражавшаяся в его глазах, ни мучительное усилие сосредоточить разбегавшиеся в разные стороны мысли, ни нервное подергивание его нижней челюсти.

— В прошении, поданном государю вашим сыном, про эту старуху ничего не говорится, — сказал граф, опуская руку с бумагой на стол и откидываясь на спинку кресла.

Не отрывая взора от портрета, Александр Васильевич небрежно сделал знак, что ему это безразлично.

— Мы, стало быть, поднимать это дело не станем, — продолжал граф. — Вы мне рассказали это, как знакомому, а не как шефу жандармов, — прибавил он мягко. — В прошении ничего также не говорится о смерти вашей первой супруги, — продолжал он, устремляя выразительный взгляд на своего собеседника.

— При ее смерти я не присутствовал, ваше сиятельство.

— Знаю. — Граф вынул другую бумагу из папки и, пробежав ее мельком, продолжал: — При ней была девка из воротыновской дворни…

— Маланья Тимофеева, — подсказал Александр Васильевич.

— Точно так, Маланья Тимофеева. Эта девка по вашему приказанию была приставлена к покойнице?

— Может быть, хотя наверное я этого теперь сказать не могу. Дело было, вероятно, так, — продолжал Воротынцев после минутного размышления, — управитель отрекомендовал мне эту девку как личность, на которую можно положиться. Я впоследствии женил на ней моего камердинера.