Н. Северин - Перед разгромом

— Вы… вы знаете? — вымолвила она дрогнувшим голосом.

— Я все знаю, Юльяния. Я даже мог бы повторить вам слово в слово все, что он сказал, но хочу слышать это из ваших уст, и вы мне это скажете, — произнес аббат Джорджио, с несвойственной ему резкостью отчеканивая слова.

Он весь преобразился, глаза его горели вдохновением, голос звучал повелительно и так строго, что Розальская все ниже и ниже склоняла голову. Однако она все еще крепилась, и рвущееся из груди признание не выговаривалось.

Тогда аббатик решился на отчаянное средство.

— Слушайте, Юльяния! — начал он с самоуверенностью ясновидца. — В то роковое утро вы отдались ему, забыли женский стыд, изменили памяти вашего доброго мужа, забыли заветы нашей церкви, запреты вашего духовника и совершили непростительный смертный грех — сделались любовницей еретика. Вы дали ему права, которых он раньше на вас не имел, и он теперь может считать вас своей. И за это он обещал вам совершить убийство, освободиться от постылой жены…

— Нет! Нет! — вне себя от ужаса вскрикнула несчастная женщина: — Он только сказал мне: «Потерпи немного, теперь развязка близка»… Вот что он сказал мне, ничего больше!

— Этого, — холодно возразил аббатик, — достаточно для всякого судьи, чтобы арестовать его и начать следствие, вырыть труп, произвести дознание, привлечь к делу вас и всех ваших слуг, допрашивать, пытать… Я первый должен сознаться вам, что если б даже и не подозревал Аратова в преступлении, то теперь, после вашего признания, не могу сомневаться в его виновности. Что же сказать о тех, которые и не зная, что произошло между вами, видят в нем убийцу?

— Но почему же, почему? — пыталась Юльяния вырваться из заколдованного круга, который все теснее смыкался вокруг нее.

— Да потому, что тут очевидность, против которой невозможно протестовать. Потрудитесь только беспристрастно вникнуть в дело! Аратов безумно влюблен в вас, и вы так поставлены, что нет другого способа овладеть вами, кроме женитьбы. Между тем есть законная жена, не-преодолимейшая преграда к блаженству. Как не пожелать отстранить это препятствие? Что подразумевал он, если не это, намекая на близкую развязку? И чем же иным, как не убийством, объяснить смерть, так кстати приключившуюся почти тотчас же после того как вы отдались ему, когда он был еще вне себя от блаженства, испытанного в ваших объятиях? Да, Юльяния, расставаясь с вами, он дал вам торжественное обещание отстранить с пути несносную преграду к счастью, и исполнил свое обещание Это ясно, как день, и другое объяснение его словам невозможно дать. Да и сами вы сознаете это как нельзя лучше; если 6 было иначе, вы не лишились бы чувств от ужаса при первом намеке пани Анны на его преступность и не дрожали бы, как теперь, от моих слов. Вы знаете, что из-за вас человек совершил преступление. Но от вас зависит, чтобы это преступление повело к спасению грешника… Да, Юльяния, Бог избрал вас орудием для проявления торжества нашей церкви, и — кто знает? — может быть, и для блага вашей отчизны, — продолжал аббатик, наслаждаясь эффектом своей красноречивой импровизации.

Его слушательница бледнела и краснела, а в ее прекрасных глазах выражались попеременно испуг, ужас, изумление, страстное любопытство. Невольным бессознательным движением опустилась она на колени перед ним и, схватив его руку, крепко сжимая ее в своих похолодевших от волнения пальцах, задыхающимся шепотом проговорила:

— О спасите нас, спасите! Скажите, что мне делать! Приказывайте! Все исполню, слепо, без рассуждений, приказывайте!

— Вот это хорошо, Юльяния. Я и хочу, чтобы вы именно такой были со мною; лишь тогда могу я спасти вас не только на этом свете, но в будущем, и не только вас, но и того, которого вы любите, — продолжал аббат, лаская своей белой выхоленной рукой голову молодой женщины, которую она в припадке душевного смятения опустила на его колени. — Я уже сказал вам: пути Господни неисповедимы, и часто посылает Он тяжелые испытания тем, которых желает обратить к себе. Казалось бы, что может быть ужаснее того положения, в которое поставил Он вас? Знать, что тот, которому вы отдали не только свою бессмертную душу, но и вашу тленную красоту, — убийца, и что каждую минуту ему грозит от людей жестокое возмездие за убийство, дрожать и день, и ночь за его свободу и жизнь, засыпать и просыпаться с мыслью: не сегодня ли, не сейчас ли наступит ужас разлуки перед судом и казнью? Да, это ужасно, и поистине можно было бы помешаться от отчаяния, если б не знать, что, где горе, там и утешение. А благодаря мне вы это сейчас узнаете, Юльяния, и мы вместе возблагодарим Бога как за испытание, так и за скорую помощь. Сколько времени терзаетесь вы сомнением и злыми предчувствиями, Юльяния?