Эти представления, мелькая в его воображении и примешиваясь к воспоминанию о благополучно выполненной дипломатической миссии перед пани Анной, приводили его в прекрасное расположение духа. Однако его настроение омрачилось от первых слов примаса. Тот встретил князя дурными вестями. Заговор распространялся по всей стране с невероятной быстротой. К нему же готовился примкнуть помилованный и осыпанный милостями русской императрицы князь Карл Радзивилл со своей многочисленной партией. Всюду формировались отряды повстанцев, раздавалось оружие, эмиссары вожаков везде шныряли с прокламациями, призывающими в таинственных выражениях к нападению на всех чужеземцев и на всех диссидентов и православных. Как всегда, Пруссия исподтишка интриговала в свою пользу против союзников, не скупясь на обещания. Со своей стороны, и Австрия всеми средствами подкапывалась под Россию.
Епископ Подосский, убежденный сторонник России и явный пособник русского посла, с сокрушением распространялся о слабости короля, который не может остановиться ни на каком решении: сегодня склонен вполне довериться России, завтра передается на сторону злейших ее врагов, не желая верить, что эти враги строят свои козни против него, как против главнейшей причины всеобщего неудовольствия.
— Он не хочет понимать, что на Россию злятся единственно за то, что она навязала его Польше и поддерживает его на престоле и, что всего хуже, ему не придают никакого значения. Король мечется, как угорелый, из одной крайности в другую в тщетной погоне за популярностью, в своем стремлении всем угодить становится смешон и, желая все сохранить, все теряет. Со мною, с тех пор как меня считают ренегатом, он боится видеться, а вместе с тем прибегает ко мне за советами через своих приближенных, но я так мало доверяю им, что ничего дельного не могу им сказать. Да и как доверять людям, которые каждую минуту готовы предать всякого? Одним словом, как друзья короля, так и враги его, с редким единодушием желают его смещения, и, право же, даже и мне начинает казаться, что другого способа удовлетворить нацию нет.
Последние слова примас произнес, устремляя пытливый взгляд на своего слушателя, и, вынув из кармана шелковой фиолетовой сутаны золотую табакерку, поднес щепотку к носу.
— Ее величество не согласится с этими доводами. У нее давно составилось мнение о пользе, которую России надо извлечь из настоящего положения в Польше, а своих мнений она не меняет, — сдержанно заметил Репнин, от которого не ускользнула затаенная цель направленного на него подхода. — Нам нужно во что бы то ни стало освободить наших единоверцев от гонений, которым они подвергаются здесь, а для этого представляется только одно — сравнение их в правах с католиками.
— Но если ее величество поближе ознакомить с положением в стране, если ей представить, что заместитель Понятовского, если это будет саксонский принц, поставит себе первейшим долгом исполнить все ее желания и что благодаря содействию нации ему несравненно легче будет достигнуть этого, чем теперешнему королю? Если все это объяснить ей, разумеется, с представлением надлежащих гарантий, она, быть может, и согласится на уступки?
Епископ умолк в ожидании возражений, из которых можно было бы вывести то, что ему не менее прелата Фаста хотелось знать, а именно: получены ли новые инструкции из Петербурга и в чем они заключаются?
— Какие же именно уступки вам желательно было бы получить от нас? — холодно спросил князь.
— Вашему сиятельству известны желания польского народа, — сдержанно ответил епископ.
— Что вы подразумеваете под этими словами «польский народ»? Если магнатов и шляхту, то вам известно, какое значение наше правительство придает их желаниям, которые всегда идут наперекор желаниям и нуждам хлопов как католиков, так и православных, а последних мы всегда будем поддерживать всеми средствами и во всем, что найдем для них полезным и справедливым.
— Так, так! — печально закивал епископ и с тяжелым вздохом заговорил о другом. — Мне очень хотелось бы знать мнение вашего сиятельства о господине Аратове, русском помещике, общество которого так полюбилось нашему королю, что он доверяет ему щекотливейшие поручения. Можно ли положиться на этого человека? Говорят, он замечательно ловок и много содействовал усилению партии киевского воеводы. Но в настоящее смугное время аттитюда его какая-то двусмысленная: он одновременно состоит в ближайших фаворитах короля и дружит с киевским воеводой. Последнего патриотам удалось, говорят, перетянуть на свою сторону, и быть не может, чтобы Аратов не знал этого через любимую резидентку графини Анны, с которой он находится в любовной связи. Кому же после этого служит этот человек? Чью сторону держит: короля или врагов его величества!
Читать дальше