Н. Северин - Перед разгромом

— Но ведь в конце концов мы их одолеем?

— Сомневаться в этом для верного сына нашей святой церкви — великий грех, сын мой, — строго произнес прелат.

— Правда. Но мне хотелось знать мнение вашей всевелебности об этом не как агента, облеченного доверием святого отца, непогрешимого в своих мыслях и действиях относительно всех людей вообще и близких его в особенности; мне надо знать…

— Ты хочешь знать мое мнение не как воинствующего иезуита, а как скромного труженика науки, посвящающего все свои усилия изучению философии и истории человечества? Да?

— Да, да, ваша всевелебность! Мне хочется знать, чем кончится борьба двух родственных народов, братоубийственная борьба Польши с Россией, порождающая столько зла, горя и отчаяния! Меня воспитывали в мысли о святости этой борьбы, и до встречи с вами я был убежден, что, восстановляя поляков против русских, непрерывно растравляя их самолюбие и мелочность, льстя их дурным инстинктам, не давая им ни на минуту отдохнуть от вражды и забыть злые чувства, мы способствуем торжеству нашей церкви. Но из книг, которыми вы были так милостивы снабдить меня, я не вижу осуществления этой цели не только в настоящем, но и в будущем. Еретики, называющие себя православными, добровольно к нам не идут, они глухи к нашим убеждениям, не понимают нас, мы не можем найти доступ к их сердцу, они продолжают верить своим попам, толпами бегут к своим отшельникам и от этих грубых, некультурных дикарей, не умеющих даже объяснить Бога, почерпают нравственную силу бороться против нас.

— А ты можешь объяснить Бога? — прервал его прелат.

— Я этому учился десять лет, — не без смущения возразил аббатик, сбитый с толка неожиданным вопросом.

— А я этому учусь сорок лет и знаю меньше того безграмотного юродивого, про которого мне не дольше как вчера, рассказывали так много интересного, что я, может быть, соберусь посмотреть на него. Однако мы с тобою заговорились о предметах, не имеющих отношения к цели нашего свидания, и ничего еще не решили насчет самого главного. Ты думаешь, что киевский воевода с супругой не обманет наших ожиданий, что они искренне и горячо предадутся делу, которому мы служим, что они будут помогать нам водить за нос послов до тех пор, пока нам не удастся сконфедеровать всю страну по нашему плану и для наших целей, и что для этого граф Салезий пойдет не только против короля, но и против Репнина, а пани Анна забудет на время свою ненависть к «фамилии» и прочим нашим магнатам?

— Я думаю, что если только они приедут в назначенный день на совещание к краковскому кастеляну и примут участие в прениях, то уже одним этим так скомпрометируют себя перед своими друзьями, что все пути к отступлению им будут закрыты, и их клиентам ничего больше не останется, как вместе с ними примкнуть к заговору патриотов.

— Но приедут ли они? Вот в чем вопрос!

— Что же им может помешать? Совещание назначено в будущий четверг — что же может случиться такого, что заставило бы их изменить мысли? Разве что приближенные короля узнают что-нибудь и возбудят подозрение его величества…

— Королю не до заговоров: он так увлечен таинственной красавицей, с которой познакомился на днях в Лазенковском парке, что только о ней и бредит во сне и наяву. Всю полицию поставили на ноги, чтобы найти ее, и, когда нападут на ее след, мы будем присутствовать при любовной комедии, которая, вероятно, затмит своею нелепостью все прежние любовные похождения короля! Несчастный подражает королю французов, забывая, что таких министров, как у Людовика Пятнадцатого, у него нет. Нет у него и обаяния наследственного венценосца, и держится он на престоле только штыками России, которая дорого заставит его заплатить за поддержку!

— К какому обществу принадлежит пленившая его красавица? — полюбопытствовал аббатик.

— Никто этого не знает и никто, кроме короля, не видел ее, он же уверяет, что невзирая на скромный наряд все в ней — грация движений, голос и умение держать себя — выдает особу знатного происхождения. Но ведь влюбленные слепы. Одно несомненно, это то, что она не полька и не немка; король заговорил с нею по-французски и, приписывая ее волнению затруднение отвечать ему на этом языке, намеревался уже выказать ей свое знание русской речи, но она, как ужаленная, сорвалась с места и убежала. Без сомнения, ее найдут, и мы тогда узнаем, в какие руки попало нежное сердце правителя Речи Посполитой накануне конфедерации, на которой будет обсуждаться вопрос такой важности, как сравнение прав диссидентов и православных с правами сынов истинной церкви! — прибавил прелат с горькой усмешкой. — Но не будем предрешать будущее. «Довлеет дневи злоба его», а злоба настоящего дня — это новый каприз короля. Если судить по тому, как ловко была поведена интрига, дамам, пользующимся фавором его величества, есть причина серьезно опасаться конкуренции, а нам — опасного влияния чужеземки. До сих пор у Понятовского не было в Варшаве ни одной любовницы другого вероисповедания, кроме католического, и во что превратится он под влиянием еретички, даже и представить себе невозможно! Ваш недруг Аратов похваляется найти эту таинственную незнакомку скорее полиции. Уж не подвох ли это с его стороны? Он — частый гость в Лазенках, и король обо всем советуется с ним.