Александр Круглов - ВОВа

— Можно поздравить? — вскинув льняными кудряшками и поддразнивая всей своей, в самом расцвете и умело подчеркнутой нарядом и красками, прелестью, метнула она в него проникновенно-стреляющий взгляд.

— Не можно, а должно! — тут же отозвался всем своим счастьем и щедростью автор. Неожиданно ей подмигнул, даже залихватски-азартно цикнул вдруг языком. Он, редкий в ЦДЛ гость, заглядывающий сюда раз-другой в пятилетку (лишь когда выпадало что-либо тиснуть в Москве), моментально, с лету почуял, что за девица предстала вдруг перед ним, всю остро-дурманную, слепо-бездумную потребность ее потереться здесь, в толчее мировых знаменитых имен, одним с ними воздухом накоротке подышать, не говоря уже о том, чтобы хоть как-то, на каких угодно условиях (лучше, конечно, своих) сблизиться с кем-то из них, тэт-а-тэт побывать. Увы, в литературные звезды Иван Григорьевич так и не вышел. Но писателем самовитым, милостью Божьей себя (как, впрочем, и каждый, вооруженный пером) ощущал, хотя и не числился в членах союза (изгоев до перестройки и близко не подпускали к нему). К тому же при всем своем зрелом, а для многих в такие годы уже даже старческом, возрасте, он относился к себе, как к вполне еще молодому, во всех отношениях достойному (несмотря на отдельные осечки и промахи) самых что ни на есть распрекрасных красоток. И, словно чуя все это за ним, не чурались его и они, во всяком случае, не шарахались в сторону от его морщин и седин и нередко соглашались вступать с ним в игру, не всегда, впрочем, доводя ее до конца, как, случалось, и он, проявляя, коль припекало, естественные осторожность и гордость.

Спрятав деньги, едва защелкнув на запоры набитый своими сборниками до предела портфель, Иван Григорьевич легко и просто представился:

— Изюмов… Иван.

— А полнее, по отчеству?

— А зачем? Чем плохо — Иван? Можно и Ванечка.

— Можно, конечно. Глядишь, и дойдет, — усмехнулась она. — Но пока подождем. Итак, для начала хотя бы, пожалуйста.

— Вот это теплее уже — для начала, — и ткнув кулаком себя в грудь, он окончательно сдался: — Иван свет Григорьевич.

— Ну, а меня можете Майя.

— Майечка, значит.

— Можно и так.

— Так вот, милая Майечка, по-моему, самое время обмыть, — прихлопнул он ладонью пузатый портфель и мотнул пепельной шевелюрой наверх, где находился буфет.

— Лучше в подвальчик тогда, — взяла она осторожненько его под локоток. — Там поуютнее, — и потянула Изюмова по лестнице, а за нею — по узкому, длинному, словно кишка, коридору.

От коньяка, от вина и даже от шампанского она отказалась

— Я — экстрасенс, — торжественно, без тени смущения объявила она. — К тому же мне еще предстоит сегодня сеанс. Да и вообще, как вы знаете, мы — медиумы, ведьмы и колдуны совершенно не пьем. Наша оболочка, наши чувства и дух должны быть совершенно свободны, чисты. Так что простите. Разве что пригублюсь, — и, звякнув своим наполненным до предела бокалом о полный его, предложила: — За ваш новый роман! — покосившись при этом густо-синими, с живым юным блеском глазами на припертый к панели портфель. — Надеюсь, одну-то подарите мне?

— Что за вопрос? Простите, я так и хотел! — поставив на место бокал, поспешно качнулся Изюмов к портфелю. — Тут пока только повести. Роман впереди.

— Хорошо, когда у человека, тем более у мужчины, все впереди.

— Почему именно у мужчины?

— А женщина, — задорно вскинула она свой точеный крохотный носик, — не в пример мужчине, интересна не будущим, а пережитым, былым, а мужчина напротив…

— Вот как! — настороженно пригляделся Иван Григорьевич к изящной, не по возрасту мудрой колдунье. — Вы-то… Ну, сколько вам? Ну, едва за двадцать перевалило. Так что опыт, пережитое не очень обременяют-то вас?

— Так я вам и призналась, — интригующе хохотнула она. — Во всяком случае мне до вас ой как еще далеко! Этим, кстати, вы и привлекательны мне. Терпеть не могу сосунков. То ли дело самостоятельный, зрелый, мудрый мужчина.

«И его кошелек, тем более, как сейчас, набитый до отказа зелененькими», — не без лукавинки подумал Изюмов. И щедро, размашисто подписал — «С пожеланием счастья, от всей души…»

Узнав, по какому основному, главному поводу провинциальный писатель явился в Москву, очаровательная юная ведьма округлила глаза:

— Все нынче в перестройку, из партии, а вы в нее… Как бабочка на огонь.

— Почему на огонь? — поинтересовался Изюмов.

— Ой, дойдет до гражданской, вас, коммунистов, первыми потащат к столбам.