Майкл Лукас - Стамбульский оракул

— Сначала я выучила, как буквы звучат, — сказала она и отошла от огня, который становился чересчур жарким. — Потом я смотрела на слова и слышала, как они звучат, ну а когда слышишь рассказ, его легко запомнить.

Той ночью Элеонора услышала в полусне, как отец и Руксандра ссорились. Сквозь стук кулаками по столу и хлопанье дверей мало что можно было разобрать, но она поняла, что отец был за продолжение занятий, а Руксандра — против. На следующее утро за завтраком отец объявил, что будет сам заниматься с дочерью, а Руксандра продолжит обучать ее работе по дому. Руксандра кивнула, неспешно намазывая хлеб маслом. С того утра в доме действовал новый распорядок: утро и день по-прежнему посвящались иголкам, ниткам, сметкам и щеткам, зато вечера были отданы настоящим занятиям.

Первые недели Элеонора заучивала тексты из зеленой книжки: описания столичных городов, рассказы о повадках зверей и горестные истории о детях, поддавшихся искушению. Вскоре стало понятно, что она готова к более сложному чтению. Так они добрались до книжного шкафа, который занимал угол в гостиной. Внушительную конструкцию из ильма украшала пара китайских котов, на полках теснились разноцветные кожаные корешки — каких только книг там не было: маленькие, большие, тонкие, толстые, все с тиснеными названиями. За полгода Элеонора осилила б о льшую часть нижней полки. Она читала, сидя на коленях у отца, а тот курил свою трубку да иногда проводил рукой по ее волосам. «Басни» Эзопа, «Путешествия Гулливера», «Три мушкетера» Дюма и «Сказки тысячи и одной ночи» были проглочены в один присест. Кроме того, Элеонора научилась писать, считать, и немного говорить по-турецки — все это давалось ей на удивление легко.

Из уважения к тому, что Якоб называл «фантазии Руксандры», Элеоноре без конца повторяли, чтобы она не смела разговаривать с чужими о своих занятиях. Она не понимала почему, зато прекрасно знала, что лучше не перечить Руксандре, даже если очень хочется. В любом случае нарушить этот запрет было довольно трудно: за исключением праздников и редких прогулок за городом, Элеонора выходила из дому только раз в неделю, по понедельникам, когда Руксандра брала ее с собой на базар.

Однажды в понедельник — Элеоноре шел уже восьмой год — они зашли в бакалейную лавку господина Сейдамета. Ливень, который внезапно обрушился на базарную площадь, загнал людей под крыши. Торговцы фруктами нашли убежище под аркой, удоды, которые, как всегда, следовали за Элеонорой, укрылись под козырьком гостиницы «Констанца», кое-кто решил переждать ненастье в лавке господина Сейдамета, делая вид, что интересуется банками со свеклой и икрой. В лавке стоял густой дух намокшей одежды, а бочонок перед входом был набит зонтами как селедками.

— Добрый день, — поздоровалась Руксандра, протискиваясь к прилавку.

Она как раз оглядывалась по сторонам в поисках хозяина, но тут ее заметил Лаврентий, один из продавцов.

— Добрый день, госпожа Коэн. — Он сначала поприветствовал Руксандру, потом перегнулся через прилавок и угостил Элеонору карамелью. — И вам, молодая госпожа Коэн.

Лаврентий, жилистый, всегда растрепанный парень с добродушной улыбкой, работал у господина Сейдамета, сколько Элеонора себя помнила. Это была добрая душа, хотя и не всегда расторопная. Пару раз он путал покупки, из-за чего приходилось повторять весь путь от дому до лавки и обратно, чтобы обменять товар.

— Килограмм фасоли, два куска зеленого мыла, вон того, килограмм желтой чечевицы и, — Руксандра заглянула в список, — две катушки ниток, банку леденцов и сто граммов зиры.

— Что-нибудь еще, госпожа Коэн?

— Нет, это все.

Бормоча себе под нос, Лаврентий обходил лавку, чтобы снять с полок то, что назвала Руксандра, пока не набрал полные руки нужного товара. Пару секунд спустя он вручил им аккуратный сверток коричневой бумаги, перевязанный веревкой:

— Ровно две лиры.

Руксандра вытащила кошелек и принялась отсчитывать монеты, но тут Элеонора потянула ее за рукав платья:

— Полторы лиры, тетя Руксандра.

Руксандра сделала вид, что не слышит, и протянула деньги:

— Благодарю вас, Лаврентий.

— Но, тетя Руксандра, — Элеонора продолжала дергать за рукав, — должно быть полторы лиры.

— Не говори глупостей! — сказала Руксандра, повышая голос. — Неужели ты думаешь, что знаешь цены лучше Лаврентия?

Другие покупатели уже начали посматривать в их сторону, поэтому Руксандра ухватила Элеонору за ворот платья и поспешила к выходу. Голос из-за прилавка заставил их остановиться: