Рик Риордан: Затаившийся Оракул

МЕНЯ ЗОВУТ АПОЛЛОН. Я был богом.

За четыре тысячи шестьсот двенадцать лет своего существования я много чего совершил: наслал мор на греков при осаждении Трои, благословил Бейба Рута на три хоум-рана в четвёртой игре Мировой Серии 1926-го, покарал Бритни Спирс на MTV Music Awards в 2007-ом.

Но за всю свою бессмертную жизнь я никогда не совершал аварийную посадку в мусорный бак. Я даже не понял, как именно это случилось.

Я просто очнулся, падая вниз. Небоскрёбы проносились перед глазами, языки пламени окутывали мое тело. Я попытался лететь, попытался превратиться в облако или переместиться на другой конец света — сделать сотню других вещей, которые должны были произойти с элементарной легкостью, но просто продолжал падать. Я провалился в узкий проём между двумя строениями и — БАМ!

Есть ли что-то более печальное, чем звук удара бога о груду мусорных пакетов?

Я лежал, стеная от боли, в открытом мусорном контейнере. Ноздри мои обжигал мерзкий запах протухшей болонской колбасы и использованных памперсов. Я буквально ощущал переломы своих ребер, пусть это и было невозможно.

Разум мой томился в замешательстве, но одно воспоминание все же всплыло на поверхность — голос моего отца, Зевса: «ТВОЯ ОШИБКА — ТВОЯ КАРА». Тогда я осознал, что произошло со мной. И зарыдал от отчаяния.

Даже для бога поэзии, такого как я, слишком трудно описать то, что я тогда чувствовал.

Как можете вы — простые смертные — понять это? Представьте, что вас нагих обдали из пожарного шланга на глазах у смеющейся толпы. Представьте, что вас беспомощных, пристыженных и абсолютно уязвленных, публично и жестоко лишили всего того, что делает вас собой. Так вот, моё унижение было даже хуже, чем это.

«ТВОЙ ПРОМАХ», звенел у меня в голове голос Зевса.

— Нет! — отчаянно вскрикнул я. — Нет, прошу!

Никто не ответил. По обе стороны от меня ржавые пожарные лестницы зигзагами поднимались к верхушкам кирпичных стен. Там, высоко надо мной, зимнее небо выглядело серым и неумолимым.

Я пытался вспомнить детали моего приговора: сказал ли отец, как долго продлится это наказание? Что я должен сделать, чтобы снова заслужить его благосклонность?

Но память у меня была слишком размыта. Я едва ли мог вспомнить, как выглядит Зевс, и ещё более смутно представлял, почему он решил сбросить меня на Землю. Я помнил войну с гигантами. Боги были застигнуты врасплох, растеряны, почти побеждены.

Единственная вещь, которую я знал наверняка: моё наказание было несправедливо. Зевсу надо было кого-то обвинить и конечно же он выбрал самого прекрасного, самого талантливого, самого популярного бога в пантеоне — меня.

Я лежал в мусорке, уставившись на маркировку внутренней стороны крышки бака: «ДЛЯ ПОГРУЗКИ ЗВОНИТЬ 1-555-STENCHY». Я сказал себе, что Зевс передумает. Что он лишь пытается запугать меня. В любой момент тащит назад на Олимп и отпустит меня, предварительно сделав выговор.

— Да… — голос мой, однако, звучал пусто и безнадёжно. — Да, так и будет.

Я попытался пошевелиться — хотел стоять на ногах, когда Зевс придёт с извинениями. Ребра у меня болезненно пульсировали, а желудок сводило. Я схватился за край бака, и умудрился перевалиться через него, но при падении с треском приземлился прямо на плечо.

— Араггидиии, — заскулил я сквозь боль. — Вставай… Вставай!

Подняться на ноги оказалось не так легко. У меня настолько кружилась голова, что я чуть не потерял сознание от усилий. Когда подняться все-таки вышло, я огляделся и обнаружил, что нахожусь в переулке-тупике. Примерно в пятидесяти футах от меня виднелся единственный возможный выход на грязную улицу с фасадами поручительского офиса и ломбарда. Кажется, я находился где-то на западном Манхэттене или, может быть, в районе Краун-Хайтс в Бруклине.

Зевс, должно быть, очень зол на меня.

Тогда я принялся осматривать своё новое тело — белый парень-подросток, одет в кроссовки, синие джинсы и зелёную рубашку-поло. До чего же скучно. Я чувствовал себя больным слабым и таким… таким смертным.

Никогда мне не понять, как вы, смертные, выносите это. Живёте всю жизнь, заключённые в мешок мяса, не имея возможности получить удовольствие от превращения в колибри или раствориться в мягком свете.