Виктор Поротников - 1612. Минин и Пожарский

«Не войско, а стая фазанов!» — усмехнулся про себя Пожарский.

Воеводы из пеших полков, стоявшие в укрытии за валом, упрашивали Пожарского не рисковать головой и не маячить на виду у вражеских стрелков. Пожарский далеко не сразу прислушался к словам своих военачальников.

Наконец Пожарский ловко сбежал вниз по крутому склону вала и добродушно проворчал, подходя к воеводам:

— Ну, чего вы раскудахтались! Иль я сам не разумею, когда мне можно высовываться, а когда нет. — Оглядев лица воевод, Пожарский помолчал и проговорил: — Сейчас Ходкевич начнет давить на нас своей пешей ратью, будет искать слабину в наших позициях. Пехоты у него явно больше, чем у нас, поэтому приказываю всем нашим всадникам спешиться и стоять до поры в резерве.

…Степан Горбатов остался недоволен тем, что Пожарский приказал его полку в предрассветной мгле выдвинуться в Белый город и затаиться там среди полусгоревших развалин неподалеку от Боровицких ворот Кремля. По замыслу Пожарского, полк Горбатова должен был сидеть в засаде и ждать, когда польский гарнизон выйдет из Кремля на вылазку. «Это непременно случится, когда войско Ходкевича вступит в битву с нашей ратью, — сказал Пожарский Горбатову. — А посему, полковник, расположи своих стрельцов так, чтобы выбравшиеся из Кремля ляхи сразу угодили под их шквальный огонь!»

Полк Горбатова должен был прикрывать тыл владимирских ратников, которые расположились у Чертольских ворот, от возможного удара поляков из кремлевской цитадели. На всякий случай стрельцы Горбатова держали под наблюдением и Водяные ворота Кремля, выходившие на берег Москвы-реки.

Около полудня Ходкевич бросил в сражение все свои силы, пытаясь прорвать русскую оборону у Тверских, Никитских и Арбатских ворот. Горбатов взволнованно вслушивался в доносящийся издали боевой клич поляков, заглушаемый пальбой из пищалей со стороны ополченцев. Судя по тому, что грохот выстрелов и крики поляков становились все ближе, наступление Ходкевича успешно развивалось.

Горбатов нервно прохаживался вдоль полуразрушенной стены какой-то бревенчатой церквушки, топча сапогами густую крапиву. Ему не терпелось вступить в бой с врагом, томительное бездействие изводило его.

Внезапно сзади полковника негромко окликнул один из сотников.

Горбатов резко обернулся, вперив вопрошающий нетерпеливый взгляд в лицо стрельца: «Ну, что?»

— Ворота в Боровицкой башне распахнулись, — подскочив к Горбатову, громким шепотом произнес сотник. — Из ворот потоком валят ляхи!

«Услыхал Господь мои молитвы!» — подумал Горбатов, подняв глаза к небу. И промолвил вслух:

— Ну что, Кирьян, угостим ляхов свинцовым горохом!

Сильным движением правой руки Горбатов извлек саблю из ножен, в левую руку он взял пистоль, вынув его из-за широкого пояса.

Этот бой стал самым кровавым в жизни полковника Горбатова.

Около семи сотен поляков нестройной толпой высыпали из кремлевских Боровицких ворот, перебежав по каменному мосту через широкий ров, заполненный водой. Худые, изможденные люди в длинных разноцветных кафтанах с галунами и кистями, в шапках с перьями и меховой опушкой, с пистолями, копьями и саблями в руках уверенно ринулись через развалины к угловой Алексеевской башне, где имелся проход к Чертольским воротам.

Загремевшие со всех сторон выстрелы стали для поляков полной неожиданностью. Многие из них упали, сраженные пулями, так и не поняв, что же случилось. Стрельцы Горбатова повыскакивали из своих укрытий, быстро взяв польский отряд в кольцо.

— Пленных не брать! — громко крикнул Горбатов своим подчиненным, преградив путь сразу троим оторопевшим полякам.

Одного из врагов Горбатов застрелил почти в упор, другому разрубил голову надвое. С третьим неприятелем Горбатову пришлось повозиться, поскольку тот умело владел клинком. Но и его в конце концов Горбатов зарубил. Среди вышедших на вылазку поляков немало было таких, кто мог отменно фехтовать хоть саблей, хоть рапирой. Однако все эти искусные бойцы были до такой степени истощены недоеданием, что не могли на равных противостоять полным сил стрельцам Горбатова.

Чувствуя в себе титанические силы и неиссякаемую злость, Горбатов гонялся за мечущимися в страхе поляками, убивая их одного за другим, громоздя одно мертвое тело на другое. Сабля Горбатова по самую рукоять окрасилась кровью врагов, он сам был забрызган кровью с головы до ног. Горбатов убивал разбегающихся поляков, словно изголодавшийся леопард, очутившийся среди беззащитных оленей. Лишь один раз Горбатов промахнулся, нанося удар саблей по голове какому-то польскому хорунжему в светло-зеленом широком казакине с двумя рядами блестящих пуговиц на груди. Наступив на головешку, Горбатов споткнулся, поэтому его сабля лишь сбила шапку с бритой головы поляка.