Сазак и старший сын Оразгельды молча сидели на расстеленной кошме возле кибитки. Оба слышали, как взбудоражило ночное село шумное возвращение Довлетяра. Но скоро собачий лай и конское ржание начали стихать. Тогда отчётливо стал доноситься от стен крепости людской плач. Невмоготу было слушать рыдания какой-то женщины, всё повторявшей: «Дети мои! Дети мои!»
Сазак тяжело вздохнул. «Разлучённый с любимой плачет семь лет, разлучённый со своим народом будет плакать до конца своих дней…», — произнёс он еле слышно знакомые с детства горькие слова и снова погрузился в тревожные раздумья о происходящем.
Плач женщины был нескончаем и сердар сокрушённо покачал головой: «Наверно, вот так же плачут и наше сельчане, угнанные Абдуллой на чужбину, разлучённые с детьми, друзьями, родиной».
О Хаджимураде как-то незаметно для самого себя стал рассуждать вслух:
— Такой, если он жив, не плакать, а действовать будет и обязательно где-то объявится…
Видно Оразгельды тоже в эту минуту думал о Хаджимураде и он горячо подтвердил сказанное отцом:
— Конечно, объявится! Такой джигит не может пропасть!
Отец и сын заметили приближавшегося к ним, видимо, от крепости Довлетяра человека… В темноте трудно разобраться, кто это, но зоркий Оразгельды разглядел:
— Кажется, Меред-ага…
— Вот и хорошо, — узнал чабана Сазак, — он нам и расскажет обо всём.
Меред поздоровался и молча присел на краешек кошмы.
— Как дела? — строго спросил Сазак. — Я вас из песков отпустил вдвоём с Хаджимурадом. А где же он сейчас?
— Сазак-ага, во всём том, что случилось, виноват я, — начал было Меред, но сердар тут же прервал его покаяния:
— Да нет же, виноват в случившемся не ты, а тот, кто тебя, доверчивого дурака, так подло обманул. Ну, да ладно, расскажи всё по порядку…
Сазак внимательно выслушал длинный, сбивчивый рассказ Мереда и стал задавать вопросы чабану.
— Бек знал о том, что Хаджимурад победил Хабипа?
— Конечно, знал, — оживился Меред, — я сам ему рассказал, какой молодец наш Хаджимурад, поведал беку и о том, что он является сыном знаменитого Сухана-батыра…
— Неправильно ты сделал, — перебил чабана сердар, — ничего не надо было рассказывать беку. Этот скверный человек нетерпим к чужой славе! Он завистлив и жаден. Такие люди способны на любую пакость, на самый грязный обман!..
Меред с удивлением посмотрел на сердара, а затем виновато опустил голову.
— Если бы жив был Сухан-батыр, он бы Довлетяру голову снёс, да и тебе бы, наверно, не поздоровилось! — хмуро заметил Сазак. — А что это ещё за фокус с женитьбой бека на твоей дочери? Как ты мог отдать ему Джерен?!
— Да я её и не отдавал беку, само собой получилось, видно, такова судьба моей дорогой Джерен. Я знал, что они с Хаджимурадом любят друг друга. За него я и собирался выдать дочь. Но вышло всё по другому. Не иначе, как судьба…
— Да перестань ты твердить: судьба, судьба, — сердито оборвал его сердар, — ведь без твоего согласия этот стервец не смог бы твою дочь взять себе в жёны, не так ли?..
— Бек затратил много денег на её выкуп и она сама согласилась стать его женою, — горестно прошептал чабан…
— Вот оно что… — недоверчиво посмотрел на Мереда сердар.
* * *
Наутро всё село знало, что Довлетяр вернулся о аламана и привёз много пленных. У ворот крепости стал собираться народ. Только сторонники Сазака не торопились. Они понимали, что на разбой бека Абдулла ответит тем же и с тревогой вглядывались вдаль… Знал и старый сердар, что им вскоре не избежать ответного набега врага.
Сазак вместе со старшим сыном и Мередом отправились в крепость бека. В неё не пускали никого из сельчан, столпившихся у ворот.
Увидев Сазака со спутниками, толпа расступилась.
— Открой, парень, дверь, — негромко, но твёрдо сказал сердар.
— Сейчас, сейчас… — растерянно пролепетал один из охранников и кинулся к белой кибитке. Но сразу же вернулся, открыл ворота и впустил в крепость Сазака и двух его спутников. Ворота снова были заперты и люди лишь сквозь их просветы могли разглядывать сгрудившихся в дальнем углу пленников бека.
Сазак и его друзья, прежде чем зайти в кибитку бека, последовали к группе пленных. Посмотрев на этих несчастных людей, Сазак с горечью подумал: «Они ничем не отличаются от моих сельчан, сразу видно, что руки их привычны к работе, одежда потрёпанная, а у детей такие же чёрные сверкающие глазки, как и у наших… Наверно, у каждого из них есть отец, мать, братья, сёстры. Они, бедняги, здесь проливают слёзы, я наши сельчане, пленённые Абдуллой, там у них безутешно плачут…»
Читать дальше