Юзеф Крашевский - Последняя из слуцких князей

После того, как речи были окончены, вся компания подъехала к городской браме, и здесь снова остановилась: в воротах под балдахином ее встречали с бубнами, хоругвями, подарком на серебряном блюде и длинными приветствиями городской магистрат, а за ним — еврейский кагал.

И только к полудню, наслушавшись речей, на которые требовалось отвечать и благодарить, кареты княжны и каштеляна доехали до подготовленных для них апартаментов около костела на рыночной площади. Князь воевода с сыном и вся компания простились с ними у порога и разъехались.

Назавтра, в последний день сентября, от князя Януша принесли богатые подарки для нареченной. Весь день составляли брачный контракт. В нем уже не вспоминалось о тех договорах, которые некогда подписывал каштелян как опекун. Радзивиллы не высказали никакого желания познакомиться с перечнем тех имений, которые переходили к их роду с приданым невесты. Князь Януш весь день не появлялся. Тем временем украшался храм, в котором состоится венчание; готовились свадебные застолья: одно у каштеляна, другое у воеводы. Весь город пребывал в чрезвычайном оживлении: приехало множество гостей; кареты, возки, коляски, всадники заполонили улицы, а со всех сторон спешили новые приглашенные.

Первого октября с чрезвычайной роскошью прошло венчание. Княжна шла под венец по дорожке, выстланной сукном, в сопровождении многочисленных придворных и гостей. За ней шел каштелян. С другой стороны, по обычаю, — свита Радзивиллов, которая приехала к храму на лошадях с богатой сбруей и роскошными седлами, сами они были в сиянии золота и драгоценных камней.

После венчания молодая пара прошла ко дворцу каштеляна, где началось большое и пышное застолье, оно длилось почти до самого утра. Согласно принятому в те времена обычаю, молодую торжественно проводили к брачному ложу. Передавал Софию князю Янушу сам Иероним Ходкевич. Он произнес краткое, но торжественное слово, оно тоже было в обычае в те времена. Каштелян просил мужа заботиться о жене, о том, чтобы она была счастлива, высоко возносил род князей Слуцких, последняя представительница которого входила в новую семью. Он коснулся тех обстоятельств, которые предшествовали свадьбе, и их итогов, вспомнил, чего они стоили, потом вознес assumpt — хвалу — этому брачному союзу, пожелал сановной паре счастья.

Со стороны князя Радзивилла с приветствием выступал Зенович. Чтобы доказать, что княжна ничего не теряет, сменив славное имя Олельковичей на имя Радзивиллов, он начал приводить многочисленные примеры из истории княжеского рода, не обошел вниманием ни орлиного гнезда Лездейки, ни королевы Барбары из рода Радзивиллов, жены Сигизмунда Августа, ни даже кардинальской шапки своего родственника, недавно умершего краковского епископа Юрия Радзивилла. Он перебрал всю родословную Радзивиллов, восславил заслуги отдельных именитых мужей, представителей их рода, завершил благодарением Богу и заверил, что каштелян отдает счастье и судьбу Софии в добрые руки.

Потом гости продолжили застолье, вернувшись к своим кубкам в большой зал, и наполняли их до самого утра. Разъехались по домам уже с рассветом. Вечером с не меньшей пышностью пировали у князя воеводы. Каштелян не стал дожидаться, пока свадебное гулянье закончится, и поспешил, как только позволили приличия, вернуться в Вильно.

В скором времени молодые выехали из Бреста в Несвиж.

Вечером во всех церквях и костелах города Несвижа и окрестных деревень звучал погребальный звон колоколов; их отголоски смешивались с шумом осеннего ветра. Княгиня София Радзивилл умерла. В каплице Несвижского замка стоял ее гроб, перед ним — хоругви с гербами Великого княжества Литовского и Радзивиллов; горели свечи, пели священники, гудели колокола.

Муж два дня плакал в своей комнате, после похорон справил по жене богатые поминки. Позже он женился на Софие Елизавете, княжне бранденбургской.

В том же году, когда умерла княгиня София, зимой двое странников зашли в православную церковь в Слуцке. Один из них был старый, согбенный временем, второй молодой. Одеты они оба скромно и чисто, с чувством меры. Старый укрывался лисьей шубой, молодой носил серую баранью бекешу. Они стали на колени перед алтарем и долго молились, потом старый обвел взглядом стены церкви, увидел надмогильную плиту, на которой светились недавно вырезанные позолоченные буквы, медленно прочел их. Надгробная надпись на латинском языке была такой: