Степан Суздальцев - Угрюмое гостеприимство Петербурга

Ричард был потрясен. Почерк отца, всегда стройный и аккуратный, выдавал дрогнувшую в некоторых местах твердую руку. А содержание… отец, такой педантичный, такой последовательный — даже не верилось, что он мог отправить такое нескладное письмо.

«У меня была ссора с графом Воронцовым», «Он благородный и честный человек, но я обманул его» — Ричард несколько раз перечитал эти строки. Он не мог поверить, что отец способен на обман, на предательство.

Отец был дипломатом, думал Ричард, он действовал в интересах своей страны. Возможно, он был вовлечен в политическую интригу. Возможно, когда встал выбор между долгом и другом, он выбрал долг. Но предательство… Как может отец говорить о себе такие слова? Нет, это невозможно.

Внезапный стук в дверь прервал его размышления.

— Войдите, — произнес Ричард.

Вошел Петр Андреевич.

— Маркиз, я полагаю, содержание письма вас не обрадовало, — заметил князь.

Ричард взглянул в зеркало. И правда: вид он имел подавленный и обескураженный.

— Что бы ни было там написано, — сказал Петр Андреевич, — возьмите себя в руки. Вы дворянин. вы лорд Редсворд. Что сказал бы ваш отец, увидь он вас в таком жалком виде? Не смотрите на меня гневно: вид вы имеете жалкий. Выпрямьтесь, маркиз, — вы не горбун и не нищий на паперти. Вот так. Теперь отбросьте эту мину: она никак не годится молодому франту, коим вы являетесь. Вы на балу, вы не забыли это? Очень хорошо. Теперь идемте в зал. Вы пригласите на вальс княжну Анастасию. Как сразу изменились вы в лице! Другое дело, маркиз.

Оттанцевав с Софьей кадриль, Дмитрий пригласил ее на мазурку.

— Боюсь, Дмитрий Григорьевич, на следующий танец я уже ангажирована, — сказала Софья, заглянув в бальную книжечку.

— И кто же этот счастливец? — спросил Дмитрий, слегка расстроенный.

— Константин Васильевич Болдинский, — ответила Софья, слегка смущенная.

— Костя? — переспросил Дмитрий. — Когда же он успел?

— Сразу как приехал, — произнесла Софья.

— А следующая за мазуркой полька?

Софья, хоть и знала бальную книжку наизусть, вновь заглянула в нее и констатировала:

— Я снова ангажирована.

— И кем же? Снова Костей? — удивился Дмитрий.

— Константин Васильевич был очень… — Софья запнулась, подбирая слова.

— Расторопен, — сказал Дмитрий.

— Дмитрий!

Молодой граф Воронцов обернулся и увидел человека, которого только что успел обвинить в расторопности. Константин Болдинский, повеса двадцати двух лет, близкий друг Дмитрия, стоял перед ним.

— Костя! — Дмитрий забыл о былой унылости и обнял друга.

— Как ты? Как поездка? Как Париж? — спрашивал Болдинский.

— Поездка славная, Париж кошмарен, рад возвращению домой, — ответил Воронцов.

— И я безумно рад, мой друг! Ты слышал новость? Николай женился!

— Уж не на Лизавете ли Андреевне?

— На ней! — воскликнул Болдинский.

Николай был старшим братом Константина. Год назад, когда Дмитрий уезжал из Петербурга, Николай был помолвлен с Елизаветой Андреевной Встовской, однако день их свадьбы еще назначен не был. Теперь Николай был женатым человеком.

— Вот и они! — сказал Константин, указывая на приближающуюся пару.

— Здравствуй, Николай Васильич! — поздоровался Воронцов.

— И тебе здравствуй, Дмитрий Григорьич!

Друзья пожали друг другу руки.

Дмитрий поздравил Николая со свадьбой, с прекрасной женой, высказал им пожелания счастья и выразил сожаление в том, что не присутствовал при венчании.

Николай поблагодарил друга, отпустил пару анекдотов на тему семейной жизни и выразил сожаление, что перестал быть холостяком. Впрочем, он поспешил заметить, что последнее его заявление было шуткой — дабы не оскорблять чувства супруги.

Музыканты заиграли мазурку, и Константин увел Софью на танец. Дмитрий смотрел им вслед и чувствовал себя побежденным.

— Кажется, Костя влюбился, — заметил он.

— Он просто без ума от Софьи Михайловны, — подтвердил Николай.

— Но ответно ли это чувство? — спросил Дмитрий.

— Послушай, Дмитрий Григорьевич, — внушительно сказал Болдинский, — ты мой друг, но Костя мой брат. Он любит Софью, а она, возможно, отвечает ему взаимностью. За тот год, что ты путешествовал, они сильно сблизились друг с другом. К чему тебе вторгаться в их любовь?

— Но нет уверенности, что любовь взаимна, — настаивал Воронцов. — А мои чувства к Софье? Моя любовь — о ней ты не подумал?

— Любовь? — В голосе Николая отчетливо послышалось удивление. — Какая любовь? Не хочешь ли сказать ты, что влюблен?