Морис Юлет - Ричард Львиное Сердце

— Клянусь Небом! — закричал он. — Что мы такое — зайцы или собаки? Неужели же вы думаете… Вдруг он удержался от бурного порыва и прибавил:

— А скажите-ка, пожалуйста, какое участие принимает всемогущий Бог в этой вашей игре?

Бургундец тупо взглянул на епископа из Бовэ, тот поспешил заметить:

— Государь! Аскалон осажден.

— Ах ты, старый дурак! — воскликнул Ричард. — Так-то ты знаешь султана? Как можешь ты равнять его с герцогом? Ведь вы отлично сами знаете, что Аскалон уже три недели в осаде.

Герцог всё смотрел на епископа. Опять вынужденный сказать что-нибудь, тот начал:

— Государь! Ваши слова оскорбительны, а я говорил радушно. Граф де Сен-Поль…

— А! — воскликнул Ричард. — Граф де Сен-Поль? Теперь я начинаю понимать вас. Прошу позвать сюда вашего графа де Сен-Поля!

За графом тотчас послали. Он явился с мрачной улыбкой на лице, с почтительным выражением, но настороже. Король Ричард возвысил свой голос, но не руку: рука немного дрожала.

— Сен-Поль! — начал он. — Герцог Бургундский отсылает меня к епископу, а епископ — к вам. Таков, по-видимому, приказ по войскам короля Филиппа. Сколько я понимаю, вам троим вверена честь Франции. Ну, теперь заметьте, что я вам скажу. Три недели тому назад я стоял за то, чтобы идти на Аскалон, а вы — на Иерусалим. Теперь, когда я вас привел на расстояние двух дней пути от цели ваших вожделений (заметьте, только двух дней!), вы стоите за Аскалон, а я — за Иерусалим. Что же всё это значит?

— Государь! — рассудительно заметил де Сен-Поль. — Вот что это значит: мы считаем, что Святой Град неприступен в настоящее время года или неудержим, Аскалон же всё ещё можно взять.

Король Ричард положил руку на стол.

— Все это ничего подобного не значит, человечек! Ты сам не веришь, чтоб можно было взять Аскалон. Теперь он от нас на расстоянии восьмидневного пути, а тогда, месяц тому назад, он был рукой подать. Вы делаете то, что мне стыдно перед войсками, которые я принужден вести вперед. В чем же ваши убеждения? В чем ваша вера? Вы — веры вашего больного господина Отступника, вы — веры вашего бледного маркиза Монферрата! А я-то принимал вас за мужей!.. Фи! Вы просто крысы!

Это было ужасно слышать. Сен-Поль прикусил губы и не ответил ни слова.

— Государь! — запальчиво проговорил епископ. — Никогда ещё никто не упрекал меня в недостатке мужества. Когда вы, государь, пришли с войной в мою родную землю, ещё при жизни короля — вашего отца. я встретил вас в стальной броне. Сами посудите: если я не побоялся сразиться с вашей милостью, стану ли я бояться султана? Моё благочестивое желание — облобызать святой Гроб и коснуться святого Креста, но только до, а не после моей смерти.

— Псс! — зашипел король Ричард.

— Государь! — дерзнул опять возразить Бовэ. — Господин наш, король Филипп, поставил нас над своими ратниками как бы опекуном своих детей, мы не смеем безрассудно подвергать опасности такое множество людей.

— Безрассудно?! — загремел на него король, побагровев до корней волос.

— Беру слово назад, государь! — поспешил сказать епископ. — Тем не менее, таково зрелое мнение всех нас вообще: нам следует идти на зимовку к берегу, а не внутрь нагорной страны. По крайней мере, мы требуем своего права выбирать, что полезнее для блага тех, кого мы охраняем.

Будь Ричард таким, как два года тому назад, он убил бы тут же и второго графа Сен-Поля, и юноша заметил, как его смерть мелькнула на мгновенье в глазах короля. Мне кажется, если разъяренный человек сдержится, это делает ему честь. Как бы то ни было, Ричард сделал то, чего до сих пор никогда не делал: он старался убедить герцога Бургундского.

— Выслушайте меня, герцог Бургундский! — начал он, наклоняясь к нему через кресло и понижая голос. — Вы не француз, а, стало быть, больше похожи на мужа. У нас были разногласия: я осуждал вас, вы — меня. Но никогда мне не случалось видеть, чтобы вы отставали от других, когда предстояла работа мечом или смелая цель для души. Ну, а изо всех таких целей здесь — самая высшая, к которой может человек стремиться. За теми вон холмами лежит Град Господень, наше последнее искупление! И никто из нас, думается мне, не смел и помыслить увидеть его без особой помощи свыше, а тем более прикоснуться к нему. Говорю тебе, герцог Бургундский: во мне есть что-то особенное, не моё, что приведёт вас к нему, на пользу, честь и славу вам! Доверьтесь мне! Ведь до сих пор я довольно разумно вел вас вперед. Не я ли рассеял нехристей при Арзуфе? Не тебе же, Бургундец, обязан я этим. Не я ли благополучно привел войска в Яффу? Неужели же я понапрасну привел вас, и себя также, так близко к цели? Если в свое время я был глуп, теперь я уж не разыграю дурака! Я говорю, что знаю. С такой ратью я могу спасти святой Град, но без лучшей её части я не могу сделать ровно ничего! Что ж вы на это скажете, сударь мой? Неужели вы допустите, чтобы Бовэ повел своих французов на позор, а вы и ваши бургундцы играли со мной в благородство? Цель наша велика, награда за неё верная, здесь и на небе. Что скажете вы на это, герцог Бургундский?