Борис Тумасов - Усобники

— Все там!

И тут догадался Олекса, кто на Москве ныне озорует. Подступил к Ваньке с расспросами, а тот посмеялся:

— Ты, Олекса, не говори, что видел. Знай, сверчок, свой шесток.

И, обойдя гридина, зашагал, посвистывая.

А Олекса ему вдогонку:

— Встречу вдругорядь, к княжьему приставу сведу!

Весной вконец затосковал Савватий. Чудился ему Суздаль, а однажды во сне узрел себя в храме Рождества Богородицы. И будто точит он мраморное украшение. Оно у него получалось легким, кружевным.

Возвращались с юга птицы. Они тянулись караванами, криками возвещали о скором конце пути. Птицы пролетали над Сараем, и ночью Савватий тоже слушал их голоса. Поднимал очи в небо, но темнота мешала, и, кроме звезд, он ничего не мог разглядеть. Савватий завидовал птицам, которые, ежели путь их проляжет над Суздалем, увидят красоту его родного города…

Однажды Савватий не выдержал. В полночь, таясь от караульного, он выбрался из ямы, подполз к тайнику и, отодвинув камень, сунул за рубаху несколько лепешек, задеревеневших от времени, и плесневелых ломтей сыра, запрятанных здесь накануне.

Прислушался и, убедившись, что никто его не видит, берегом Волги вышел за город. Савватий торопился до рассвета уйти подальше от Сарая, знал — вдогонку ему пошлют погоню, но он укроется от нее. Местами Савватий бежал, потом шел, затем снова пускался бежать. А когда показался край солнца, заметил под обрывом заросшую сухостойной травой нишу, влез в нее и заснул…

Пробудился, когда солнце стояло высоко. Услышал, как над обрывом проскакали татары. Догадался — его ловят. Но страха не было, душа радовалась, оказавшись на свободе. Вытащил Савватий ломтик сыра, откусил, пососал, оставшееся спрятал. Впереди еще много тревожных и голодных дней — надо приберечь еду.

Решил идти ночами и держаться берега Волги, а как только река к Дону свернет, он пойдет вверх по течению Дона. Река выведет его в Рязанскую землю.

Сумерки сгустились, и Савватий выбрался из укрытия, тронулся дальше…

На восьмые сутки вышел Савватий к излучине Волги. Он еле брел — от голода и усталости подкашивались ноги — и, когда увидел двух конных татар, даже не испугался. В одном из них он узнал бельмастого Гасана. Татары подъехали к Савватию, и Гасан накинул на него кожаную петлю. Гикнув, погнал коня. Сколько Гасан волочил его по степи, Савватий не знал. Ему казалось — вечность. Сначала он чувствовал боль, но вскоре перестал. Последнее, что привиделось Савватию, — река Каменка и кремль суздальский…

С торга Каин заявился злой, пнул ногой облезлого кота, в сенях загремел горшками. Степанида, бабенка веселая, на хмельное падкая, таким Ваньку редко видела, сунула ему жбан с пивом:

— Пей, Ванька, жизнь одна!

Каин ее руку отвел, выдавил хрипло:

— Знакомца повстречал, сулил с приставом свести. — И усмехнулся зловеще: — Однако Каин обид не прощает.

Взял жбан, выпил жадно. Потянулся к заваленному невесть чем, грязному столу, достал кусок вареной оленины, пожевал.

— Зажился Каин в Москве, пора и честь знать. Зови, Степанида, Федьку Рябого да Рудого, завтра утром уйдем. Но допрежь с тем гридином сочтусь.

— Куда стопы направишь?

— В леса муромские, там дорога баскаками да князьями и боярами накатана. Сыты и пьяны будем, повеселимся и души отведем…

— Степаниду забудешь, Ванька, — вздохнула бабенка.

— Жди, к зиме вернусь, коли жив буду…

Олекса пробудился от предчувствия беды. Огненные блики пробивались сквозь затянутые бычьими пузырями оконца. Во дворе кричали, кто-то колотил в дверь.

Вскочил Олекса, толкнул Дарью:

— Горим, выноси Марью!

Тревожно ударил в Москве колокол, поднимая людей на пожар.

Огромная хвостатая звезда сорвалась и, оставляя огненный след, перечертила небо. Видели ее в Великом Новгороде и Москве, во Владимире и Сарае. По всей земле наблюдали косматую комету.

Промчалась она, оставив тревогу в людских душах. Что вещала она: нашествие диких орд или великий мор? Утверждали, такое случилось перед Батыевым вторжением. Было ли, нет — поди разбери…

Ветры с моря разбрасывали соленые брызги, обдували Балтийское побережье, а накатывающиеся волны намывали песчаные дюны.

К самой воде подступали сосны. Высокие и прямые, они подпирали небо.

Сюда, в край глухих лесов и болот, пришли со своими князьями с рек Немана и Западной Двины племена жмудь, ятвяги и другие литовцы.