Франтишек Кубка - Мюнхен

Чиано попрощался с делегацией уже в Риме, маркиз Ненни сопровождал ее вплоть до Венеции.

На Падуйскую равнину, где девяносто лет тому назад под тутовым деревом отдыхал до смерти измученный солдат, дед Яна, налетела гроза. Древние казармы в Удине излучали фосфорный свет. Итальянский визит подошел к концу.

В «Демократическую газету» Ян Мартину писал не об этом, а о террасах над Неаполем, откуда открывается вид на седой Везувий. О бюсте девушки из розового мрамора в Помпее, о прекрасном виде на Папский замок из римского парка Джаниколо. Писал он и о порыжевшей от солнца Кампании, об Аппиевой дороге, которая настолько узка, что ее можно перегородить руками.

Больше ни о чем он не хотел упоминать.

Сцена, разыгранная в полдень в Ланах, продолжалась всего четверть часа. Ее режиссером являлся не только канцлер, верховный охотник, бывший предводитель мафии, позабывший во время войны всех святых, но и новоиспеченный председатель правительства доктор Годжа, «турок», как втихомолку называл его Масарик.

В библиотеке замка было тепло и уютно. Но у всех присутствующих пробежал мороз по коже, когда чиновник ввел пораженного параличом 85-летнего президента. Старшая дочь президента Алиция стала искать платок. Сын Ян Гарри опустил глаза и нервно заиграл желваками.

Из своих кресел встали председатель парламента Малипетр, мрачный человек с багровой бычьей шеей, и доктор Соукуп, седой старик с белой козьей бородкой, розовым лицом и со слезящимися глазами под пенсне. Старый чиновник с каменным лицом подал канцлеру документы в кожаной папке.

Рука Масарика была на черной перевязи. Он прислонился к книжной полке и склонил голову в ожидании.

Появился врач. Он подошел к президенту и взял его за запястье. Президент сделал здоровой рукой такое движение, словно хотел прогнать врача. Подняв брови, он попытался выдавить улыбку и снова склонил голову.

Канцлер обратился к председателю правительства, председателям парламента и сената со словами: «Господин президент поручил мне зачитать вам от его имени сегодняшнее заявление как выражение своей подлинной воли…»

Президент вздрогнул, испуганный вспышкой магния. Одна вспышка, другая — это работали фотографы. Затрещал киносъемочный аппарат.

Канцлер достал из папки, поданной человеком с каменным лицом, бумагу и начал читать:

— «Пост президента тяжел и ответствен. Я вижу, что уже не справляюсь с обязанностями, и поэтому оставляю этот пост. Четырежды меня избирали президентом нашей республики. По-видимому, это дает мне основание просить вас и весь чехословацкий народ, сограждан других национальностей о том, чтобы при управлении государством вы помнили, что государства крепки теми идеалами, на основе которых они возникли… Нам необходимы правильная внешняя политика, а внутри страны — справедливое отношение ко всем гражданам, независимо от их национальности… Хотелось бы вам также сообщить, что своим преемником я с удовольствием рекомендую доктора Бенеша. Я вполне уверен, что все будет хорошо, и, если даст бог, еще сумею посмотреть, как пойдут ваши дела…»

— Правильно, пан президент? — спросил канцлер высоким звучным голосом.

Наступила тишина. Президент еле слышно прошептал:

— Да… — Голова его была склонена.

— Соблаговолите, пан президент, подтвердить, что это — подлинное выражение вашей воли, — снова произнес канцлер зычным торжественным голосом.

Президент поднял голову. На его лице можно было прочитать немой вопрос: «Когда же все это кончится?» Казалось, он пытается иронически улыбнуться. Помутневшие глаза хотели бы, как бывало раньше, бросить быстрый взгляд, но один глаз был слепым, а в другом отразился страх от того, что губы не смогут произнести ответ. И яснее, чем в первый раз, искривленные губы произнесли:

— Да.

На глазах присутствующих появились слезы. Пришел конец их власти и силе, завершались семнадцать лет жизни, поднявшие их на самые солнечные вершины, сделавшие их имена известными в далеких странах, осыпавшие их всеми богатствами. Они плакали, почуяв, что кончается их беспечная жизнь и начинается суровое время. До сих пор этот старик являлся гарантией того, что мирок, в котором они обосновались, будет существовать нетронутым.

Доктор Годжа произнес тихим назидательным голосом:

— Томаш Гарриг Масарик имеет заслуги перед государством. Он имеет заслуги в борьбе за справедливость, за интересы бедных и слабых.