Милош Кратохвил - Магистр Ян

Кардинал дʼАйи напрасно наседал на Гуса, — еретик не сдастся. Забарелле хотелось видеть, как будет неистовствовать оскандалившаяся старая лиса. Ведь дʼАйи проигрывает папскую тиару, а после низложения Иоанна XXIII он приблизился к ней! Заставив Гуса отречься, дʼАйи оказал бы безмерную услугу церкви и поднялся бы в глазах прелатов. Все волнения черни, — о них поступают сюда вести не только из Чешского королевства, но и из других стран, — сразу бы кончились, если бы ее «святой» — еретик и подстрекатель — отрекся. Неудача дʼАйи в немалой степени содействовала личному успеху Забареллы — самого опасного соперника дʼАйи при избрании нового папы… А Гус? Разве он менее опасен? Невзирая на это, Забарелла в душе признавал, что сам он скорее наблюдатель, чем судья. Забарелла улыбнулся. Дождется ли он такого дня, когда что-нибудь потрясет его до глубины души? Не важно, чтó — зло или добро, любовь или ненависть… Ему, конечно, хотелось бы поверить во что-нибудь по-настоящему — так, как верит обвиняемый. А он, действительно, верит и готов умереть во имя этой веры. Умереть… Обвиняемый, кажется, собирается что-то сказать…

— Достойные отцы! — начал Гус. — Я прибыл в Констанц по собственной воле. Приехал к вам не для того, чтобы показать свое упрямство — любыми средствами отстаивать свои взгляды и свое учение. Нет, я хотел бы выступить на диспуте. Вы могли бы рассказать мне, что ложно в моих суждениях. Прежде всего я должен иметь возможность изложить свои взгляды. Если мои доводы будут признаны слабыми и опровергнуты аргументами, основанными на Священном писании, я покорно подчинюсь собору. Если вы наставите меня на истинный путь, я отрекусь от своих взглядов!

ДʼАйи побледнел. Крепко сжав челюсти, он произнес:

— Ян Гус, ты не понимаешь нас или — храни тебя бог! — не хочешь понять. Мы предъявили тебе категорическое требование. А ты всё еще ждешь наставлений. Опомнись, магистр Ян, ты сам ученый! Тебя наставляют более шестидесяти докторов теологии. Они познакомились с твоими сочинениями. Прелаты пришли к одному выводу, — он изложен в обвинительном заключении по твоему делу. Все единодушно говорят тебе: «Отрекись! Отрекись, Ян Гус! Отрекись!»

Гус молчал.

— Выбирай: отречение и жизнь или бунт и костер!..

Гус не знал, что эти слова сказал Жерсон.

— Я выбираю не между жизнью и смертью, а между правдой и ложью! — ответил магистр, повернувшись на голос. — Мне незачем отрекаться, я никогда не проповедовал ересь!

Сигизмунд попробовал помочь святым отцам:

— Магистр Гус! Тебе надо образумиться. Ты возомнил себя умнее мудрейших отцов собора. Я советую тебе прислушаться к тому, что предлагает достопочтенный кардинал. Почему ты не хочешь отречься от еретических мыслей, которые — мы можем поверить тебе — не проповедовал? На твоем месте я бы легко отрекся от них! Подумай-ка: отречение от каких-либо мыслей вовсе не означает, что ты исповедовал их.

Магистр улыбнулся:

— Ваше величество, человек может отречься только от того, что он проповедовал. Я весьма тронут заботой вашего величества обо мне. Вы, ваше величество, ее однажды уже проявили, когда дали мне охранную грамоту.

Сигизмунд настороженно посмотрел на Гуса: «Что он хочет этим сказать?» А Гус, не обращая внимания на короля, продолжал:

— Что касается меня, то я не могу отречься от тех мыслей, которые вы принимаете за ересь. Мои мысли вытекают из Христовых заповедей. Я всегда с радостью выслушивал мудрые поучения. Но я не могу повиноваться приказам человека, если они противоречат божьим заповедям…

Святые отцы негодовали, — они готовы были растерзать магистра. Прелаты не сразу успокоились и тогда, когда председательствующий кардинал дʼАйи дал знак им замолчать.

Он обратился к присутствующим с просьбой помолиться за душу заблудшего сына церкви. Прелаты примолкли, но уже с первым словом молитвы догадались о намерении дʼАйи: из его уст зазвучала заупокойная молитва.

После молитвы наступила гнетущая тишина. Председательствующий уже не задавал никаких вопросов и молча сидел в кресле. Все ждали, что будет дальше. Ведь дело уже заслушано, и приговор вынесен. Только один Забарелла видел, какая отчаянная борьба происходила в душе дʼАйи: он, наверное, уже осознал свое поражение.

С задней скамейки встал человек, одетый в профессорскую мантию. Он спешил воспользоваться паузой для публичного заявления. Заверяя всех в своем беспристрастии, профессор сказал, что хочет поклясться в правдивости показаний, которые дал по делу магистра Яна Гуса, не испытывая к нему личной неприязни. Он делает это как верный сын святой церкви, споспешествующий ее вящей славе.