Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

События опережали планы сидевших в Кабуле англичан. Сардар стал эмиром независимо от их воли. Следовало торопиться с его признанием. И британские власти, заявив, что они только дожидались признания Абдуррахман-хана афганским народом, 22 июля созвали в столице официальный дурбар. К участию в нем была приглашена местная знать, вполне уживавшаяся с чужеземцами. Приехали представители Абдуррахман-хана, и Мак-Грегор получил возможность напомнить Стюарту свои слова, что претендент на престол так и не покажется в Кабуле до ухода англичан.

— Знаете, полковник, — возразил ему впавший в апатию генерал, — честно говоря, для меня самого гораздо важнее уйти из Кабула и больше не показываться здесь никогда! Пойдемте, однако, послушаем, что скажет Гриффин перед сборищем этих головорезов.

Хотя в столице была расквартирована целая англо-индийская армия, солдаты и офицеры отнюдь не чувствовали себя спокойно. Не проходило и дня, чтобы какая-нибудь часть не лишалась сарбаза, совара, сержанта, а то и офицера, неосторожно зашедших слишком далеко. С окрестных холмов постреливали в ненавистных инглизи.

Поэтому дурбар собрали на территории Шерпурского укрепленного лагеря. В одном из его уголков расстелили ковры, и на них разместились родовитые афганцы, старейшины, городская знать. На ярком солнце сверкали расшитые золотом и серебром безрукавки, надетые на белоснежные рубахи, темными пятнами выделялись дорогие халаты. Многие носили на себе целый арсенал: один, а то и два пистолета, нож, тяжелый кинжал, саблю с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями или отделанной перламутром. Было ясно, однако, что оружие этих людей давным-давно не пускалось в ход, оправдывая афганскую пословицу: «Кинжал из золота вешается на пояс, а не вонзается в грудь врага». То были кинжалы, которых англичане могли не опасаться…

После того как проворные слуги обнесли почетных гостей кувшинами с прохладным шербетом, на небольшое возвышение поднялся британский политический агент в Кабуле и Северном Афганистане. Звучным голосом, на хорошем персидском языке Гриффин оповестил дурбар, а через него и весь мир о важных политических решениях, принятых британским правительством.

— Течение событий поставило сардара Абдуррахман-хана в положение, — говорил он, — полностью соответствующее желаниям и ожиданиям правительства. Поэтому вице-король Индии и правительство ее милостивого величества королевы-императрицы с удовольствием возвещают о публичном признании ими сардара Абдуррахман-хана, внука знаменитого эмира Дост Мухаммад-хана, кабульским эмиром.

Среди собравшихся пронесся легкий шум. Их внимание привлекли слова: «кабульский эмир». И только?!

Гриффин между тем продолжал:

— Правительство находит удовлетворение в том, что вожди и племена избрали выдающегося представителя династии баракзаев, известного воинской доблестью, а также своей мудростью и опытом. Он дружелюбно расположен к британскому правительству, и, пока он питает к нам такие чувства, поддержка Англии ему обеспечена. Свою дружбу к нам он лучше всего докажет хорошим отношением к тем из его подданных, которые оказывали нам услуги.

Дост Мухаммад-хан, Шер Али-хан, Мухаммад Якуб-хан… На престол в Кабуле был возведен четвертый эмир из рода баракзаев. Сам новоиспеченный государь пока еще сидел в Чарикаре, но сделавшие на него ставку неожиданные друзья в Шерпурском лагере, Симле и Лондоне уже позаботились об укреплении его положения. Наряду с формальным признанием, встреченным дурбаром с удовлетворением, англичане подарили новому эмиру пятнадцать лакхов, или полтора миллиона, рупий, а также передали ему девять с половиной лакхов рупий, находившихся в казне его предшественника при захвате Кабула солдатами Робертса.

Удивительны капризы фортуны! Абдуррахман-хан, только что ограбивший индийских купцов в поисках средств для снаряжения конвойного отряда, — и обладатель почти двух с половиной миллионов рупий! Для начала совсем неплохо!

И еще одно сделали британские власти: чтобы избавить эмира от трений с их ставленниками, они намекнули назначенному ими губернатору Кабула Вали Мухаммад-хану, что он может больше не считать себя связанным своими трудными и небезопасными обязанностями. «Губернат-инглизи», как его прозвали в столице, оказался достаточно сообразительным человеком и удалился в частную жизнь.

И наконец, в штабе Северо-Афганского полевого отряда возникла идея презентовать эмиру несколько орудий. Правда, скептики (в их числе был, естественно, и Мак-Грегор) выражали опасение, как бы Абдуррахман-хан, являющийся не только внуком Дост Мухаммад-хана, но и племянником Акбар-хана, не развернул эти орудия жерлами в спину покидающим Кабул британским войскам. Но их успокоил командующий отрядом. Осмотрев предназначавшиеся в дар пушки, Стюарт сказал с улыбкой: