Шилкинский завод встретил генерал-губернатора пышно, умело. Из Читы прибыл губернатор и наказной атаман казачьего войска генерал Запольский, из Верхне-Удинска — командир дивизии генерал Михайловский, из Нерчинска горный начальник заводов Разгильдяев с огромной свитой инженеров. Вышел навстречу соборный благочинный в облачении, со всем своим причтом и хором певчих, и тут же благословил Муравьева древней иконой, спасенной в Албазине во время пожара.
Шилкинский завод кишмя кишел встречавшими и похож был не то на шумный портовый город, не то на военный лагерь — всюду мелькали военные мундиры: флотские, армейские, артиллерийские, инженерные, казачьи.
На середине реки стоял на якоре построенный на средства покойного купца Кузнецова шестидесятисильный пароход «Аргунь», а у берега до самого горизонта тянулись баржи, плашкоуты, лодки, плоты, нагруженные хлебом, мясом, вином и множеством других припасов, необходимых для дальнего похода.
Арки, картины, триумфальные ворота, транспаранты, пирамиды украшали поселок. На одной из картин, изображавшей стрелку при слиянии Шилки и Аргуни, красовалась гигантская статуя рыцаря в доспехах. Статуя держала в одной руке щит, в другой меч и указывала на восток, где были видны пришедшие на поклонение монгольские племена, а дальше — нивы, церкви, сельские и горные работы, звери края и, наконец, вдали город на взморье, с кораблями, пароходами, лодками. Внизу надпись:
Туда, наш витязь полунощный,
Туда, где царствовал Чингис,
Как исполин Сибири мощный,
Возьми Амур и укрепись!..
«Шуткарь!» — улыбнулся Муравьев и искоса взглянул на толстого, тяжело дышавшего самодовольного хозяина встречи, инженер-полковника Разгильдяева. Муравьеву захотелось сбить надутое самодовольство, и он сказал:
— Кажется, совсем забыли о моих помощниках!
Неожиданно полковник стал еще самодовольнее и быстро направился в сторону. Там на большой картине плыла по реке лодка с тремя штаб-офицерами, а надпись гласила:
Хвала и вам, отважные пловцы,
Корсаков, Невельской и Казакевич!
Так встарь яицкие ходили удальцы,
И так ходил Ермак наш Тимофеич…
Взглядом торжествующего победителя посмотрел Разгильдяев на улыбающегося Муравьева и тут же широким жестом хлебосольного хозяина пригласил его «откушать».
За столом выяснилось, как живо откликнулось на сплав по Амуру население Сибири сотнями депеш, поздравлений и приветствий, а купцы и промышленники крупными денежными приношениями. Расходы по сплаву были покрыты с избытком… Всегда подозрительное в глазах Муравьева проявление казенного энтузиазма на этот раз казалось ему искренним, и уже не коробили бесчисленные тосты, речи, стихи, величания, кантаты…
На следующий день назначен был смотр войскам, осмотр флотилии и каравана и изучение плана сплавной экспедиции.
Утром 14 мая — тревога по лагерю. Торжественный молебен. Посадка на суда и плоты. Поднятие флага на генерал-губернаторском баркасе. И при мягком закатном косом освещении флотилия двинулась по быстрой Шилке вниз. Громкое «ура» населения завода далеко ее провожало. Взлетали высоко над головами шапки, и гулко салютовала единственная заводская пушка. Флотилия растянулась на две с лишним версты…
Амур встретил путников пасмурной погодой и проливными дождями и испортил рассчитанную на эффект церемонию встречи с ним. Однако церемония все же была проведена: Муравьев высоко поднял над головой стакан мутной амурской весенней воды и под звуки гимна выпил в знак единения с недовольным Амуром.
Парадом войск и молитвой почтили исторический Албазин. Взошли на холм, где когда-то стоял русский казачий острог. Ясно видна была линия покрытых травой валов старой крепости. С обнаженными головами выслушали речь о том, как двести лет назад горсть русских пионеров-казаков отбивалась от нескольких тысяч маньчжур.
Любопытные шарили в траве и подбирали уцелевшие старые кирпичи, обломки печей, обожженные пожаром зерна ячменя, кули, осколки глиняных горшков и даже куски окаменевшего хлеба, — очевидно, место это не посещалось даже птицами.
Торжественный похоронный «Коль славен»… и дальше!
Невельской деятельно готовился встречать весну и со дня на день поджидал ледохода и личных докладов разогнанных в разные стороны членов экспедиции. Екатерина Ивановна никак не могла поправиться после родов второй дочери Веры и тенью бродила по комнатам, заботливо поддерживаемая с двух сторон Бачмановой и матушкой Вельяминовой. Молока по-прежнему не было.
Читать дальше