Сергей Хачиров - Ксанское ущелье

Около двора процокали копыта, и Ольга, словно очнувшись, сбросила с плеча карабин.

Раздвинув сгрудившуюся у входа толпу, в центр двора протиснулся Кизо Сокуров. На спине у него висела винтовка.

Он мельком глянул в лицо убитому, снял с головы папаху:

— Что за несчастья обрушились на наш аул? Здесь Илас убит, а перед Цхилоном я жандармов видел. Знаете, кого они везли связанным?

Люди подняли головы.

— Васо! Васо Хубаева они везли!

Ольга едва не застонала. Так вот где Васо! В ловушку попал из-за ее прихоти. Что делать? Что делать? Кто подскажет?

Ей хотелось сейчас же прыгнуть в седло и нагнать солдат, отбить Васо. Но разум останавливал: «Не отобьешь ты его одна, а только погубишь».

— Что и говорить, нерадостную весть ты привез нам, Кизо, — сказал Беса. — Видно, так всегда: горе в одиночку не ходит.

— Да, — кивал головой Кизо — Я упрашивал в Цхилоне людей, уговаривал: «Отобьем Васо!» Только никто не решился. А куда я один против солдат?

— Ты не один, Кизо, — сдерживая слезы и наливаясь гневом, сказала Ольга. — Нет, ты не один. Вон тут сколько таких, как ты. О небо! Как больно и стыдно за вас! Стоите с опущенными головами, а этот орлом взлетал навстречу врагу. И вот принял смерть. Как земля не провалится у вас под ногами? В аулы врываются, что ни день, клыкастые волки, а вы прячетесь по саклям, как бараны по хлевам!

Блестящие от подступивших слез глаза Ольги вдруг потускнели. Отвернувшись от безмолвной толпы над сиротливой, неожиданно показавшейся маленькой и жалкой фигуркой Иласа, она наткнулась взглядом на высоченного, как столб, Кизилбека, и глаза ее снова загорелись гневом.

— Женихи, а все держитесь за подолы матерей! Как будете смотреть в глаза тем, кто жертвует жизнью, чтоб не сидели у нас на шее князья?

— Легко говорить… — Один из мужчин надсадно закашлялся. — Неужели… я… кха-а-а… отпущу своего сына… кха-а… на бойню? У них-то… — Он снова закашлялся. — У солдат винтовки, патронов — завались, а у него? Одна дедова сабля.

— Это точно, — поддакнул Кизо. — Саблей теперь много не намашешь.

— Заскулили! — плюнула Ольга. — Не над павшим будь сказано, да уж так случилось. Прости, Илас. Он моложе многих из вас был, но не ждал, когда ему винтовку подадут. Сам добыл у врага.

— Добыть-то добыл, а чего добился? — опять хмыкнул Кизо.

Его поддержал старик в дорогом бешмете. «Чужой в ауле, — определила Ольга мгновенно. — Не наш». Старик чуть выступил вперед и, наклонясь к Иласу, нежное, с девичьим румянцем лицо которого наливалось синевой, поправил смятый в темных пятнах засохшей крови башлык.

Распрямляясь, незнакомец проскрипел, как сухая груша:

— Так уж повелось на свете, что молодые всегда чаще за кинжал хватаются…

— Хочешь сказать, — дерзко перебила его Ольга, — мол, и чаще смерть находят? Так?

— Это уж как водится, — невозмутимо ответил старик.

— «Как водится»! — Ольга презрительно покачала головой. — Да если б вы все не сидели по саклям, разве погиб бы наш Илас? Разве хозяйничали бы тут, как в собственном дому, княжеские холуи и солдаты?

Ольга сдернула с головы папаху, и густые волосы рассыпались по плечам.

— Я, женщина, взяла в руки оружие, на коня села, а вы все раздумываете. Ждете, на чьей стороне победа будет? Трусы! Снимите свои папахи, отстегните кинжалы. Вам не папахи носить, а платки!

Майсурадзе подошел к Ольге, взял ее за локоть:

— Успокойся, Ольга, успокойся. Возьми себя в руки. Тяжело, я понимаю, но нельзя нам здесь задерживаться. Нельзя…

Кизо Сокуров переменился в лице, увидев рядом с отчаянной габиловской сестрой низкорослого, сухопарого грузина. «Не тот ли это человек, которого видели с Ольгой у селения Накити? Вот удача так удача! Теперь бы только не упустить его».

Ольга же гневно продолжала:

— Сколько можно позорить свои фамилии, свой аул? Видно, придется нашим девушкам искать женихов на стороне. Кто же пойдет замуж за трусов?

— Не слушайте ее, земляки! — завопил Кизо. — Не слушайте! Это же ее проклятый грузин подговорил! Слыханное ли дело, чтобы женщина такие слова седым в лицо бросала? Смерть ему! Смерть!

Толпа угрожающе зашумела. Возбужденная чужой смертью, страхами, она жаждала какого-то действия.

— Смерть лазутчику! — заскрипел и незнакомый старик, норовя ухватиться сухими пальцами за пиджак Майсурадзе.

Кизо уже рвал с плеча винтовку; на счастье, она зацепилась прицельной планкой за расползшийся на упитанном боку Кизо шов бешмета, и этого мгновения хватило Ольге, чтоб опомниться. «Что же это я делаю? — упрекнула она себя. — Ил асу уже ничем не поможешь. Васо жив, и мы отобьем его, а если Майсурадзе погублю, этого мне никто не простит».