В самый разгар советского вторжения в Чехословакию на даче Леонида Ильича Брежнева появился Председатель КГБ (он только что прилетел тайно из Праги и ночью намеревался туда вернуться). На террасе, где вождь Советского государства подремывал в удобном плетеном кресле, их было двое.
— Леонид Ильич,— сказал Андропов,— Появилась уникальная возможность, которую нельзя упустить ни в коем случае.
— Какая возможность?
— Через несколько дней с контрреволюцией в Чехословакии будет покончено. Армия исполнила свой интернациональный долг.
— Так. И что дальше? — От полудремоты Брежнева не осталось и следа.
— В несколько дней, крайнее в течение двух недель, мы можем покончить с режимом Тито в Югославии и вернуть страну в социалистический лагерь и в Варшавский пакт.
— Что?…— Мохнатые черные брови в изумлении поползли на лоб,— Что?…
— Вот, Леонид Ильич, тщательно подготовленный и в деталях проработанный план, где учтены все нюансы и возможные непредвиденные обстоятельства.— Андропов положил перед ошеломленным главой сверхдержавы и Главнокомандующим всеми Вооруженными Силами внушительных размеров папку.— Другой такой уникальной возможности не будет. Приказ — и через несколько часов стремительного броска наши танки в Белграде. И — надо спешить. Для согласований в Политбюро нет времени, дорог каждый час. Как говорят у нас в народе, куй железо, пока горячо. Скажем, в течение часа или двух вы изучаете наши разработки, подписываете…— Андропов щелкнул пальцами по кожаной папке.— И сегодня же ночью или завтра на рассвете операция начинается!
— А Запад? — тихо спросил Брежнев.
— Запад проглотит! — воспрянул Председатель КГБ.— В том-то и дело! Повторяю: другой такой ситуации не будет. Запад в шоке… И пока он в шоке… Вы знаете, какой приказ приняло правительство ФРГ? — Брежнев молчал.— Вернее, это жесткая рекомендация. Всем водителям автомобилей на дорогах, ведущих к чехословацкой границе, за десять километров от нее вечером и ночью гасить фары. Дабы мы не приняли их за военные колонны, идущие на помощь контрреволюционерам. Каково? Так когда же, как не сейчас?
— Нет,— твердо сказал Брежнев, отодвигая от себя папку с чудовищным планом.
— Но… почему? — Голос Андропова сорвался.
— Вы хотите, Юрий Владимирович (тогда они были еще на «вы»), чтобы с моим именем потомки связывали начало третьей мировой войны? Нет!
И Леонид Ильич Брежнев, тяжело поднявшись из плетеного кресла, больше ничего не сказав, покинул террасу.
…Нечто похожее на стон вырвалось у Юрия Владимировича сквозь плотно сжатые побелевшие губы. И опять появился озноб. Холодно.
«Глупец, глупец! Если бы он меня послушал тогда! Перевес в Европе был бы на нашей стороне. Можно было бы снова начинать во Франции и в Италии. А там…»
Решительно, торопливо постучали в дверь.
«Царевский».
— Входите, Илья Евгеньевич.
На лице первого помощника Председателя КГБ было беспокойство пополам с явным испугом:
— На связи Камарчук. У него для вас срочное сообщение. Перевести на ваш телефон?
Андропов резко поднялся, отбросив мохеровый плед.
— Я же сказал ему…— В голосе Главного Идеолога прорвалась ярость. Но он тут же взял себя в руки.— Я же сказал Василию Витальевичу: сам свяжусь с ним,— Теперь Андропов говорил спокойно, ровно и устало.— Он знает, что ему делать, от и до. Вот и пусть делает свое дело. Идите и так ему и передайте.
— Слушаюсь, Юрий Владимирович.— Царевский повернулся к двери.
— Постойте! — В голосе воздушного путешественника опять появились нотки если не ярости, то негодования.— Скажите товарищу Камарчуку, что от успешного завершения дела зависит его карьера. Ну… не в такой прямой форме. Найдите более… мягкую формулировку этой мысли.
— Будет сделано. Формулировку найду.
— Да! Илья Евгеньевич, когда нас принимают в Берлине?
Царевский взглянул на ручные часы.
— Сейчас одиннадцать десять. В Берлине расчетное время посадки двенадцать двадцать пять. То есть лететь еще один час пятнадцать минут.
— Хорошо, Илья Евгеньевич. Ступайте. Снимите с телефона Василия Витальевича. Он там, наверное, нервничает.
Царевский бесшумно исчез.
«Все. Собраться. Немцу я скажу третий тезис. Он плавно вытекает из второго. Собраться… А сейчас — принять горячий душ».
…Было без четверти тринадцать часов (время московское), когда десантный самолет с Андроповым и его спутниками на борту совершил посадку на засекреченном аэродроме той части Берлина, который был столицей Германской Демократической Республики. Это был правительственный аэродром.
Читать дальше