Да и всей группой у Дуси продолжали встречаться — или по праздникам, или просто так. Правда, с годами все реже и реже.
…По ковровой дорожке, которая покрывала пол коридора, ведущего на кухню, Лиза шла за Евдокией, невольно отмечая нездоровую полноту своей подруги по спецшколе. А казалось, совсем недавно Дуся была стройной, подтянутой, с безукоризненной фигурой, от которой все кобели-мужики писались.
Они оказались на кухне. Все здесь сверкало, сияло, было прибрано и ухожено, стол накрыт на двоих — друг против друга стояли два прибора и две рюмки. От разнообразной закуски, фруктов, маленьких разноцветных графинчиков рябило в глазах.
— Иди, Лизок, если хочешь, помой ручки. Вторая дверь направо. Не забыла? Или, может быть, для разгона по рюмахе хряпнем?
— Постой, Дуся… Сначала я тебе скажу…— Лиза стояла в дверях и смотрела на Евдокию Николаевну, которая разливала в рюмки вишневую наливку собственного приготовления, замершими горячими глазами; в них жутковато расширились зрачки.— А там посмотрим.
— Господи! Да что же стряслось-то?
— Я рву с ними.
— Что?…
— Я рву с этой жизнью, я не могу больше… И дурачить его я не позволю больше, не позволю!… Дуся! Что они с нами сделали? В кого превратили? — Лиза разрыдалась.— Он спасет меня! Я знаю — он спасет… Мы с ним вместе уедем из этой безысходной страны…— Рыдания душили ее, и Лиза инстинктивно зажимала рот руками.— Жозеф найдет способ, как это сделать…
— Хватит! — крикнула Евдокия Николаевна.— Прекрати сейчас же истерику! Садись! — Она насильно усадила Лизу-Перепелку в кресло.— На-ка, минералки выпей.— Зубы Лизы стучали о край фужера.— Вот и умничка. А теперь рассказывай! Все рассказывай, по порядку, чтобы я поняла. И что-нибудь придумаем, сообразим. Нет безвыходных ситуаций.
…Через час или полтора Евдокия Николаевна проводила свою давнишнюю подругу до троллейбусной остановки. Отчужденно стояли, дожидаясь троллейбуса, молчали. Наконец из-за поворота показался его тупой желтый нос, и Дуся тихо сказала:
— Еще есть время. Откажись от этой безумной идеи.
— Нет.
— Ты встретишься с ним сегодня?
— Да, может быть, сегодня вечером. Если дозвонюсь. Он возвращается в отель поздно. Тогда завтра. Завтра с утра моя смена.
— Лизка! Сумасшедшая! Опомнись! Еще есть… есть время все исправить. Ведь ты погубишь себя, дура!
— Лучше погибнуть, чем жить так!
Раскрылись дверцы подошедшего троллейбуса, и Перепелка вошла в него, не оглянувшись на Дусю.
А в глазах Евдокии Николаевны Савельевой стояли слезы, она смотрела вслед троллейбусу и ничего не видела: перспектива улицы размывалась, исчезала. Дуся ринулась домой. Она не помнила, как оказалась в своей огромной, одинокой квартире, в гостиной упала на тахту, зарылась лицом в атласную подушку — и завыла.
…Потом, может быть через час, Евдокия Николаевна прошла в кухню, налила себе большую рюмку водки, настоянной на ягодах можжевельника, выпила залпом, закусывать не стала, села в кресло, в котором совсем недавно сидела Лиза Смолина, закинула ногу на ногу, подкатила к себе тумбочку на колесиках с телефоном, подняла трубку, помедлив, набрала номер.
— Говорите,— прозвучал в трубке четкий, спокойный мужской голос.
— Это Иволга…
— Я слушаю тебя, Иволга.
Рафт в своем роскошном номере отеля «Националь» появился в седьмом часу вечера. Он сумел переломить себя — еще со времен колледжа Жозеф воспитал в себе эту черту характера: если надо, работать как машина, хорошо отлаженная, с четкой программой. Встречи в редакциях, беседы, иногда переходящие в диспуты, фуршеты. «Ваш бокал шампанского, господин Рафт!» — «Благодарю!» Сердцебиение прекратилось. «Я — здоров. Я — здоров». «Так… Этот тип говорит интересно. Надо записать». И включен диктофон. «Жозеф, теперь в «Известия». Вы не устали?» — «Едем, Ник!» На лице Воеводина радостная растерянность. Следующая встреча: знакомства, рукопожатия, улыбки, дружеские похлопывания по плечу. Вопросы — ответы… Вопросы — ответы… Так в четырех — или в пяти? — редакциях ведущих газет Советского Союза. Интересно… Иногда слишком официально. Есть нечто общее. Надо спокойно осмыслить и проанализировать записи — и в блокноте, и на ленте диктофона. Потом, уже дома. Дома… Господи, что меня мучает? Лиза? Да, Лиза! Не отвлекаться, не отвлекаться. «Валерий! Вон та милая дама давно тянет руку, чтобы задать.свой вопрос, а вы — никакого внимания».— «Простите, Жозеф».
От совместного ужина в ресторане «Арагви» с кавказской кухней («Столик, дружище, уже заказан»,— Валерий Яворский плотоядно облизал губы) он отказался:
Читать дальше