— Простите, господин Воскресеньев,— перебил американский журналист,— а как же высылка, правильнее сказать, изгнание из Советского Союза Александра Солженицына? Ведь всю эту акцию, а до нее слежку и травлю вашего великого писателя производили люди Андропова из КГБ, и наверняка он, возглавляя в ту пору органы государственной безопасности, руководил всей этой кампанией?
Валерий Николаевич перевел все сказанное Жозефом быстро, спокойно и бесстрастно. Надо добавить: абсолютно синхронно, ничего не искажая и не умалчивая.
Ник Воеводин заерзал на стуле и, воспользовавшись образовавшейся паузой, залпом выпил еще один стакан холодного кваса.
Василий Александрович впал в легкую панику, подмышки окончательно намокли. «Спокойно, спокойно! — приказал он себе.— Сосредоточиться».
— Во-первых…— заговорил он неожиданно севшим голосом.— Давайте, господин Рафт, смотреть правде в глаза. Мы с вами живем в расколотом мире. Творчество Александра Солженицына в определенном смысле… Даже не в определенном, а во вполне конкретном смысле идеологически враждебно нашему государству. К сожалению… А на войне как на войне. Оставим в стороне художественную прозу Солженицына. Но его самая знаменитая… Я бы добавил: печально знаменитая книга «Архипелаг ГУЛАГ»…
— Это великая книга! — пылко перебил американский журналист,— Вы ее читали?
Поколебавшись мгновение, поэт Воскресеньев сказал:
— Читал. Положение обязывает. Ведь мы, советские литераторы, уважаемый господин Рафт, работники идеологического фронта. Се ля ви, как говорят французы.— Американский журналист собрался было что-то сказать, судя по выражению лица, протестующее, но Василий Александрович остановил его решительным жестом:— Один момент! Позвольте мне договорить. В ситуации с Солженицыным я прошу вас обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых. Ведь не по своей прихоти Юрий Владимирович выдворил из страны действительно, я с вами согласен, выдающегося писателя, если рассматривать творчество Солженицына с позиций высокого искусства. Председатель КГБ выполнял волю руководства страны, волю Политбюро, наконец. Там принималось это решение. Во-вторых. И это главное, господин Рафт! Вы, как я понял, изучали нашу советскую историю. При Ленине «враг»… Враг в кавычках Николай Гумилев, блистательный поэт, расстрелян. При Сталине… Что говорить! Во «врагов народа» были превращены десятки, сотни деятелей нашего искусства — и расстреляны или погибли в лагерях. Да и Никита Сергеевич Хрущев не очень-то жаловал нашего брата, правильнее сказать, не понимал. Слава Богу, хоть без репрессий обошлось. Почти… Вот и у меня с ним конфликт был… Ладно! — остановил себя знаменитый поэт.— Не хочу об этом, вернемся к Александру Исаевичу. Ведь ему сохранена жизнь! Предоставлена возможность уехать в свободный…— Василий Александрович поперхнулся,— уехать в Европу, разрешено увезти свои рукописи, архив, то есть там он может продолжать заниматься писательством! И уверяю вас… Я просто убежден в этом! Так произошло благодаря Юрию Владимировичу, его усилиям. Наверно, там…— поэт Воскресеньев, расхрабрившись, показал указательным пальцем правой руки вверх,— там были и другие предложения, каким образом избавиться от Солженицына, заставить его замолчать. По сталинской методике. Андропов наверняка понимает масштабность личности Солженицына, хотя и для него он идеологический противник. Но… пройдут годы, улягутся политические страсти, и объективная история все расставит по своим местам. Согласитесь, в такой позиции государственного деятеля самого высокого ранга есть мудрость и… Как бы поточнее сказать? Гуманное разрешение проблемы.
— Пожалуй, вы правы,— сказал Жозеф Рафт.
Эти слова Василий Александрович воспринял как острые шпоры ретивый конь, его обуяло вдохновение, предчувствие удачи, и образ Юрия Владимировича Андропова был дорисован пылко, поэтически, преданно: глубокий государственный ум, гуманизм, но и, когда надо, решительность в поступках, аскетическая скромность в быту («Как у Владимира Ильича Ленина»,— обмолвился знаменитый советский поэт), понимание западной культуры и вообще явная склонность к западному пути развития («Включая экономические приоритеты»).
— Одно знание английского языка чего стоит! — восторгался Василий Александрович, быстро шагая по веранде из угла в угол и вея острым мужским потом из-под подмышек,— Опять и здесь Юрий Владимирович первый среди кремлевских вождей после Ленина!
Читать дальше