Игорь Минутко - Бездна (Миф о Юрии Андропове)

Американец вернулся в свой номер (было двадцать минут двенадцатого) и удивился: комнаты были убраны, в ванной заменены все полотенца, на столе в гостиной в хрустальной вазе стоял роскошный букет темно-красных георгинов. В комнатах, особенно в спальне, витали струи нежных дамских духов.

Шторы на окнах были отодвинуты в стороны, и Жозеф невольно воскликнул про себя: «Да я в самом сердце коммунистической столицы!»

Перед ним простиралась широкая, совершенно пустынная площадь, а за ней возвышался за красной кирпичной зубчатой стеной Кремль; на угловой башне алела в лучах солнца рубиновая звезда, а чуть слева, в перспективе, виднелись причудливые витые купола храма Василия Блаженного.

«Значит, там Красная площадь. Все рядом. При первой возможности отправлюсь на прогулку».

В кабинете зазвонил телефон.

Рафт поднял трубку:

— Я слушаю.

— Жозеф! Это я, Ник! Ты как?

«Оказывается, он уже Ник и мы на «ты».

— Я в порядке, господин Воеводин. А вы как?

Возникла пауза, наполненная явным замешательством.

— Я… я звоню от администратора. Машина внизу.

— Я спускаюсь,— сказал американский журналист.

— Одну минуту…— На другом конце провода произошла какая-то возня.

В трубке зазвучал голос Валерия Яворского:

— Доброе утро, господин Рафт. Мы сейчас к вам поднимемся. Надо кое-что уточнить.

Они появились оба через несколько минут, постучав в дверь, и вид у сопровождающих (или опекающих) американского гостя был, мягко говоря, плачевный, особенно у господина Яворского: бурый цвет лица, лепестки синяков под глазами, трясущиеся руки. Да и «Ник» не блистал — он даже не удосужился побриться.

— Прошу! — пригласил русских друзей Жозеф Рафт в гостиную.— Располагайтесь.

Однако визитеры топтались в передней.

— Мы вот что…— вдруг решительно заговорил Николай Воеводин, он же Ник.— Надо бы голову поправить…

— Простите, не понял,— перебил американец.

— Ну… Опохмелиться… После вчерашнего… Немного перебрали…

— Я не знаю, что такое «опохмелиться»,— холодно сказал Жозеф Рафт.— Но если надо — пожалуйста.

— Надо! — жестко и решительно сказал господин Яворский.— Мы, мой друг, мигом. Вы, как я понял, уже позавтракали. Подождите нас здесь, включите телевизор…

Оба сопровождающих по-хозяйски отправились в столовую, где тут же хлопнула дверца холодильника, а Рафт сел в удобное кресло, и настроение у него испортилось. Создавалась ложная ситуация, он попадал в непонятную зависимость, переставал быть свободным. Дело в том, что в эту поездку американский журналист был приглашен советской стороной, ее инициатива исходила отсюда. «Ваши статьи о Советском Союзе,— сказали ему еще в Вашингтоне, в русском посольстве,— произвели очень хорошее впечатление на руководство нашей страны. И коли вы интересуетесь лидерами России, в частности, личностью товарища Андропова,— приглашение посетить Москву можете расценивать как маленькую награду». Предложение Рафт с радостью принял. Он простосердечно обрадовался, когда ему сказали, что все расходы, связанные с его посещением России, берет на себя Союз советских журналистов.

«Нет уж,— думал Жозеф, слушая возню, звон посуды и возбужденные голоса за дверью столовой,— на поводу у вас я ходить не буду. Сейчас, господа, мы с вами все расставим по местам. Или они опять напьются, как вчера?»

Однако скоро Ник Воеводин и Валерий Яворский появились в гостиной, имея вполне пристойный и даже здоровый вид, нечто деловое и собранное появилось в облике обоих.

«Что же с людьми происходит, — несколько удивленно подумал Жозеф, наблюдая своих сопровождающих,— после того как они утром опохмелятся?»

— Значит, таким образом,— деловито заговорил господин Яворский,— сейчас без четверти двенадцать. В Переделкино мы будем через полчаса. Ничего! Василий Воскресеньев нас ждет, я ему утром звонил. Немного опоздаем, он и не заметит. Все русские поэты рассеянны.

— Все-таки лучше позвонить, сказать, что задерживаемся,— предложил Воеводин.

— Позвони.

Ник ушел в кабинет.

«Да, теперь вспомнил,— обрадовался американский журналист,— Мой первый визит к знаменитому поэту. Стихи его мне показались манерными и в то же время старомодными какими-то. И везде присутствует «эго», уж больно он занят собой и своим внутренним миром. Впрочем, может быть, переводчик виноват. Вообще, по-моему, по переводам оценить и понять поэта невозможно. Поэтов надо читать в оригинале. А вот публицистическая книга Воскресеньева «Крест России» меня весьма заинтересовала».