Виктор Поротников - Утонуть в крови - вся трилогия о Батыевом нашествии

Смятение среди рязанцев только усилилось, когда десятки новых хвостатых «дынь» и шаров с воем и свистом начали падать с небес на стену и за стену, взрываясь с оглушительными хлопками. Страшный дождь из железных шипов и мелких камней с визгом хлестал во все стороны, неся людям увечье и смерть.

Несущие смерть хвостатые снаряды вылетали из-за передвижных частоколов. Рязанцам стало понятно, что татары укрывают за частоколами на колесах какие-то необычные метательные машины, способные выбрасывать на большое расстояние не только камни, но и гораздо более смертоносные предметы, о которых и не слыхивали на Руси.

В довершение всего татары обрушили на южную стену Рязани град горшков с зажигательной смесью. От удара глиняные горшки разбивались, из них вытекала черная маслянистая жидкость, которая вспыхивала ярким пламенем. Очень скоро над деревянной стеной взметнулись языки сильного пламени, источающего черный едкий дым. Кипящая смола, находящаяся в котлах на верхней площадке стены, на этот раз принесла рязанцам лишь вред, разлившись повсюду и добавив силы огню. Чтобы не сгореть заживо, ратники покинули и башни, которые вспыхивали одна за другой, будто гигантские факелы.

Покуда полыхала южная стена Рязани, татары перетащили свои метательные машины и защитные частоколы к восточной стене города.

Сначала на стену сыпались обычные камни размером с курицу или с овцу, затем татары выпустили в сторону Рязани большие продолговатые сосуды, снабженные хвостом и крыльями, которые, летя по воздуху, оставляли за собой длинный шлейф из сизого дыма. Эти сосуды были раскрашены в виде драконьих голов с оскаленными зубами. Один из таких крылатых сосудов врезался в башню у Пронских ворот. При этом раздался грохот, сопровождаемый сильной вспышкой, словно в одно место разом ударили десятки молний. Еще один драконообразный сосуд обрушился на стену между Исадскими и Пронскими воротами. Там, где он упал, бревна стены разворотило взрывом и вспыхнул сильнейший пожар. Третий крылатый сосуд, перелетев через стену, протаранил большой двухъярусный дом, который мгновенно заполыхал ярким искрящимся огнем. Искры от этого пламени разлетались на добрую сотню шагов вокруг, поджигая соседние изгороди и постройки. Если такая искра попадала в человека, то прожигала его насквозь.

Вскоре большой участок восточной стены был объят огнем, потушить который рязанцам не удавалось ни водой, ни снегом.

Ратники оттаскивали раненых и обожженных подальше от пожарища. Все вокруг пребывали в смятении и страхе от невиданного доселе зрелища. Женщины плакали навзрыд, глядя на бушующую стену огня. Мужчины либо подавленно молчали, перевязывая друг другу раны, либо матерно ругались себе под нос от бессильной ярости.

Юрий Игоревич спешно собрал воевод на совет в доме боярина Любомира Захарича, стоявшего неподалеку от Исадских ворот. Княжеские гридни с самого начала осады Рязани татарами перебрались из княжеского терема на Соколиной горе в хоромы Любомира Захарича, отсыпаясь и столуясь здесь, поскольку отсюда до восточной и южной крепостных стен было гораздо ближе.

За столом в просторной горнице при свете масляных светильников собрались кроме хозяина дома и Юрия Игоревича бояре Твердислав, Яволод и Громыхай Иванович. Был здесь и княжеский гридничий Супрун Савелич. Пришли сюда и предводители пеших сотен, среди которых были купец Данила Олексич и мытник Сдила Нилыч. Пришел на это собрание и черниговский боярин Святовит Судиславич, оказавшийся в Рязани вместе с заложниками из Киева и Чернигова, отправленными сюда по воле Ярослава Всеволодовича.

— Как догорят стены и башни, надо непременно идти на вылазку, — сказал Юрий Игоревич. — Эти дьявольские камнеметы нужно уничтожить! Без них мунгалы нас не одолеют, а с ними нехристи могут всю Рязань огнем выжечь. Молвите, други, кто что думает.

Юрий Игоревич опустился на стул, окинув долгим взглядом всех собравшихся.

— Нельзя нам за стены выходить, княже, — первым высказался боярин Громыхай Иванович. — У нас половина ратников изранена. Коль последних крепких воинов положим в чистом поле, тогда и вовсе ни с чем останемся: без стен и без войска.

— Верно молвишь, друг Громыхай, — вставил тысяцкий Яволод. — Безрассудство это с нашим малым воинством в чистое поле выходить супротив такого множества врагов. Окружат нас татары и перебьют.

— Польза от уничтожения вражеских камнеметов, конечно, была бы велика, — заметил боярин Твердислав, — но и мунгалы, думаю, понимают ценность своих машин, а посему вряд ли нам удастся к ним пробиться. Даже ежели пробьемся, то обратно в город немногие из рязанцев вернуться смогут.