Виктор Поротников - Утонуть в крови - вся трилогия о Батыевом нашествии

— Пожалуй, ты прав, приятель, — согласился с Терехом Сулирад. — Потому и нам надо побыстрее уносить ноги отсюда.

Обойдя весь дворец, Сулирад и Терех пришли к дворцовым кладовым, возле которых дворцовые челядинцы грузили на одни сани мешки с солью, на другие — мешки с зерном. Тут же находились Тришка и Зорьян, которые поторапливали работающих холопов.

— Господине, грузить ли мешки с овсом и горохом? — обратился к огнищанину молодой безусый Тришка, пряча свои замерзшие пальцы в длинных рукавах теплой объяровой свитки, поверх которой на нем был надет овчинный полушубок.

— Нет, перво-наперво сгружай на сани пшеницу, — сказал Сулирад, — за нее нам больше заплатят, чем за овес и горох.

Видя, что сани его шурина явно перегружены мешками с солью, Сулирад приказал холопам сгрузить с них три мешка и унести обратно в подклеть.

— Ты что, хочешь лошадей изнеможить за одну поездку! — накинулся Сулирад на Зорьяна. — А ежели кони вдруг встанут перед каким-нибудь въездом на холм иль в сугробе увязнут? Об этом ты подумал, недоумок? — Сулирад погрозил шурину пальцем. — Лучше дважды за день съездить, чем перегружать сани сверх меры.

— Там еще есть свечной воск, — Зорьян сделал кивок в сторону кладовых. — Надобен ли воск Свиде Карповичу?

— О том не ведаю, — Сулирад пожал плечами. — Надо будет спросить у него при встрече.

Когда все сани были нагружены, огнищанин без промедления отправил их в обратный путь до Суздаля. Сам Сулирад и вместе с ним Терех остались в Боголюбове, чтобы приглядеть за здешними челядинцами, не дать им растащить ценные вещи, еще оставшиеся в княжеском дворце. В возчики Сулирад определил двоих конюхов, отца и сына, отослав их в Суздаль вместе с Тришкой и Зорьяном.

— Не боишься, что Свида Карпович недоплатит серебра твоему шурину за привезенные зерно и соль? — спросил Терех у огнищанина, возвращаясь с ним обратно во дворец.

— Что ты! — усмехнулся Сулирад. — Зорьян деньги считать умеет лучше меня. Он жаден, а жадного обмануть труднее всего.

Сулирад договорился с Зорьяном и Тришкой, что, сдав товар Свиде Карповичу и получив с него оплату, они в этот же день опять прибудут в Боголюбово, чтобы еще раз нагрузить сани княжескими съестными припасами.

В ожидании возвращения обоза из Суздаля Сулирад повелел челядинкам накрыть на стол в гриднице. Он решил угостить Тереха добротным княжеским вином и отменно приготовленными яствами. Заодно Сулираду хотелось покрасоваться перед Терехом своей властью над княжескими слугами и тем, что он волен брать в княжеских закромах все, что захочет. Все-таки управляющий княжеским хозяйством далеко не последний человек в окружении князя!

— Дед мой хоть и был боярского рода, но жил скудно, можно сказать прозябал, служа какому-то мелкому князьку из рода рязанских Ольговичей, — молвил Сулирад, угощая Тереха виноградным вином и жареной зайчатиной. Они сидели за одним столом напротив друг друга. — Отец мой ушел из Рязанских земель в Суздаль, поступив на службу ко Всеволоду Большое Гнездо. Поначалу-то родитель мой был простым гриднем в княжеской дружине, но со временем стал огнищанином. И был им до самой своей смерти.

— Стало быть, ценил твоего отца князь Всеволод Юрьевич, — заметил Терех, уплетая горячую зайчатину за обе щеки.

— Еще бы! — Сулирад со значением поднял кверху указательный палец. — Отец мой не только княжеским хозяйством заведовал, он также улаживал все пакостные делишки Всеволода Юрьевича.

— Что это за делишки такие? — Терех перестал жевать. — Ну-ка, друже, расскажи! Сделай милость.

Опрокинув в рот очередной кубок с вином, Сулирад заговорил, чуть понизив голос:

— Да будет тебе известно, приятель, что покойный Всеволод Юрьевич на красивых молодух был шибко падок. Немало молодиц и юных вдовиц побывало в ложнице у похотливого Всеволода Юрьевича. Иные из женщин шли на это добровольно, а иных приводили князю силой. Эти утехи Всеволода Юрьевича оборачивались тем, что соблазненные и обесчещенные им девицы рожали детей, а кто-то из них и в петлю лез — бывало всякое. — Маслянистые глаза Сулирада заблестели блеском заговорщика, когда он продолжил: — Так вот, с этими беременными женщинами и их родней договариваться приходилось не кому-то, а моему отцу. Всеволод Юрьевич портил баб, утоляя свое сластолюбие, а мой родитель опосля расхлебывал сию кашу.

— Неужто Всеволод Юрьевич людской огласки не боялся, если уж Божья кара за такие грехи его не страшила? — Терех удивленно покачал головой.